Фиолетовый гном
Шрифт:
Любимая Серегина история была о том, как Фиолетовый гном разыграл страшного Кракозуба. Сказал ему, что за голубой рекой состоится слет главных драконов. А тот, дурачок, поверил. Полетел, изо всех сил хлопая крыльями. Тогда Фиолетовый гном пробрался в драконью пещеру и утащил у него главное сокровище – Волшебный Камень, исполняющий любые желания.
Волшебный Камень был небольшим, с кулачок, теплым и разноцветным. Принимал любимые цвета того, у кого он находился. Когда Волшебный Камень лежал в пещере у Кракозуба, то был черным и скучным камнем. А когда гном его взял, камень сразу стал фиолетовым
Эту историю отец часто ему рассказывал. И всегда по-разному. Серега даже сердился. Отклонения от канонов он не приветствовал, поправлял отца.
Однажды Серега рассказал про Фиолетового гнома другу по детскому саду Женьке Малышеву. Женька был уже почти взрослым, на полгода старше его.
– Это что! – отреагировал взрослый Женька. – Подумаешь, Фиолетовый гном какой-то. У меня отец три раза зеленых чертиков видел. Ему даже «скорую» вызывали…
Серега не растерялся перед авторитетом «скорой». Сказал, что зеленых чертиков каждый дурак может увидеть. Его отец тоже мог бы. Если бы захотел.
Женька обиделся и сказал ему, что он сам дурак. А Серега, не найдя слов, подобрал камень и кинул в него. Попал в голову, у того даже кровь пошла.
Сереге потом здорово досталось. В детском саду его три дня подряд ставили в угол на весь день. И дома от родителей влетело. Женькина мать специально прибегала жаловаться, кричала, что Серега растет уголовником.
С Женькой они долго не разговаривали. Недели две, наверное. Потом помирились, конечно.
2
Отец умер глупо. Нелепо как-то. Умер в заводском сортире. Хватили с приятелем какой-то дряни на опохмелку. Перекурили это дело. Потом отец сел на толчок и отключился. А потом – умер. Так рассказывали.
Вообще-то, отец не то чтобы сильно пил. Другие и побольше закладывали. Но любил это дело. Только где взять, если завод режимный? Через проходную не побежишь, от звонка до звонка не выпустят без специального пропуска, а забор не только с колючей проволокой, но и с вышками охраны. Вот и мутили они «Борис Федоровича», как называли рабочие клей «БФ». Тащили со склада, очищали хитрыми способами и пили в цехе. Новая партия клея оказалась экспериментальной, со специальными морозостойкими добавками. Приятеля смогли откачать в реанимации, а отца – не успели.
Отец с матерью прожили вместе чуть больше двух лет.
На кладбище собралось много народа. Все говорили об отце, хорошо говорили, Серега с удивлением узнал, какой хороший у него был отец. Выдающийся просто. А он и не замечал. На красных подушечках несли ордена и медали. Целых пять подушечек. А Серега и не знал, что у него такой геройский отец…
Он не плакал. Было холодно, начало декабря, дул сильный студеный ветер, и с неба сыпалась острая как иголки поземка. Серега очень замерз. Ему хотелось назад, в теплый автобус. Но он все равно не плакал.
– Иди, поцелуй отца, – сказала ему мать, перед тем как красивый красный гроб начали опускать в могилу.
Серега приложился губами к белому лбу и тут же испуганно отдернулся. Лоб был холодный и неживой. Это его поразило, насколько он был неживой. Как будто целуешь скамейку на улице.
Потом мать сама упала на гроб и запричитала. Серега смотрел на нее с удивлением, это выглядело как-то ненатурально, словно в театре, куда его уже несколько раз водили.
Мужчины взялись оттаскивать мать от гроба, но долго не могли оттащить. Сереге было стыдно и неудобно за нее.
Сиротинка ты, сказали ему после похорон, уже в автобусе, когда они возвращались с кладбища. Серега не сразу понял, что это он теперь сиротинка. А поняв, изумился. Неужели действительно он? До сих пор сиротинки встречались ему только в сказках. Сказочных сирот всегда обижали все, кто ни попадя. А кто его обижал? Может, теперь начнут обижать? – испугался он.
– Бесчувственный ты какой-то, – упрекнула его мать после похорон.
Маленький Серега смотрел на ее распухшее от слез лицо под непривычным черным платком и не понимал, почему он бесчувственный. Ему было жалко отца, жалко мать, но больше всего хотелось вернуться к новенькой пожарной машинке, которую подарил ему перед похоронами сосед, дядя Виталик. Там так здорово выдвигалась игрушечная лестница, на которую можно было сажать солдатиков.
Машинку дядя Виталик привез ему из-за границы, куда часто ездил на своей фуре. Он работал водителем-дальнобойщиком.
– На тебе, – сказал дядя Виталик Сереге и подарил. Так просто. Как обычную конфету.
Машинка была новенькая, блестящая, с наклейками и иностранными надписями. Одну наклейку Серега случайно отодрал и чуть не заплакал от обиды. Пробовал приклеить канцелярским клеем. Но она все равно отпадала.
Хороший сосед дядя Виталик…
Потом были поминки, где взрослые, как обычно, много пили и много ели, набившись битком сразу в две комнаты. Серега нашел для себя и своей машинки укромное место под столом и только там всласть с ней наигрался.
Что отца больше нет и никогда не будет, он понял лишь ночью, уже лежа в кровати, когда взрослые разошлись, а мать, потухшая и остро пахнущая вином, уложила его спать. Серега лег в теплую постель, взбил подушку, завернулся в уютное одеяло и вдруг вспомнил, что отец остался на промозглом кладбище. Что ему там холодно, одиноко и, наверное, страшно в темноте.
Тут он вспомнил, что отец умер и, значит, ничего не чувствует – ни страха, ни холода… Умер? Эта мысль вдруг ударила его словно электрическим током. Умер! Навсегда? Навечно? Значит, его больше нет и никогда не будет?
Никогда… Страшное слово, слово-паук, оплетающее своей паутиной и угрожающе шевелящее огромными мохнатыми лапами…
Тогда он заплакал. Долго плакал, тоскливо, безнадежно, взахлеб, вздрагивая и икая от подступающих рыданий. Серега помнил, он старался плакать неслышно, чтоб не услышала мать и кто-то из родственников, оставшихся ночевать в соседней комнате. Ему казалось стыдным рыдать, как девчонка, на глазах взрослых. И остановиться он уже не мог. Подушка скоро стала мокрой от слез, было холодно и противно лежать на мокрой подушке с размазанными по наволочке соплями. Где-то в глубине мелькнула мысль переложить подушку другой стороной, но он специально не стал этого делать. Чем хуже, тем лучше!