Фиолетовый гном
Шрифт:
Молодым торговать было не положено, эти слова: положено – не положено, вообще, определяли весь уклад солдатского быта. Молодым положено драить полы километрами и чистить картошку тоннами. Молодым положено тащить службу, мучительно пытаясь не заснуть на посту.
Два шага влево, два – вправо. Пост № Н докладывает, за время несения боевой службы происшествий не случилось. Все. Отбой. Пошел на хер! Это уже про себя, мысленно обращаясь к окопавшемуся в тепле, на пульте связи «дедушке».
Было холодно. Сереге тогда казалось, что он промерз на всю оставшуюся жизнь. До глубины костей. Летом еще ничего, а в остальное время – всегда холодно. Когда стоишь на вышке
Холод, впрочем, тоже накапливается. До следующего выхода на пост полностью отогреться не удавалось…
Иногда жизнь скрашивали «дачники». Перебросчики. Они подъезжали на машинах, медленно, осторожно, прятались, как могли. Только где в степи спрячешься? Часовые с вышек видели их как на ладони. «Дачники» перекликались через периметр с зеками и пытались перебросить в зону «дачки»: целлофановые пакеты, перетянутые изолентой. Ничего особенного: чай, сало, масло, конфеты, колбаса, сигареты. Иногда попадались грелки с водкой. Еще реже – деньги. Охота на «дачников» была для солдат и спортом, и развлечением. Их пасли, выслеживали, поджидали, прячась за досками забора ограждения внешней запретной зоны. Некоторые доски солдаты специально расшатали, чтобы можно было неожиданно выбежать из-за забора всей оравой.
Поймать «дачников» удавалось редко, да и что с ними делать? Давали по морде и отпускали. А вот перебросы часто доставались солдатам. Водку и деньги, правда, забирали офицеры. Зато в караулке было сало, масло или колбаса. И, разумеется, чай. Главная валюта колонии. Чефир.
Серега всегда думал, что чефир – это нечто особенное. Как наркотик. Оказалось, ничего особенного. Просто чай. Очень крепкий. Как можно более крепкий. Сначала он не понимал, в чем его смысл. Постепенно втянулся. Понял. Почувствовал. Глоток сделаешь, и словно теплая волна внутри пробегает. Легкая такая волна, приятная, бодрящая. Караульные солдаты, как и зеки, чефирили при любой возможности. Втянулись.
Серега тоже быстро втянулся.
Когда на призывном пункте они узнали, что команду направляют в сибирский конвой, Серега даже обрадовался. Вообще-то он хотел в Афганистан, но конвой – это тоже не плохо. Тоже романтика. Вышки, собаки, часовые с автоматами, притихшая, затаившаяся зона… Мужская служба!
Все так и было. И деревянные вышки, скрипевшие на ветру, и хриплые завывания караульных собак, обожравшихся на питомнике пресной казенной кашей, и автоматы с боевыми патронами, и приземистые бараки колонии. Асфальт и бетон, расчерченные решетками локальных зон. Заунывные, кликушеские звуки сигнализации периметра, срабатывающей по своей, внутренней, никому не понятной логике.
Все это было… Романтики не было. Только тоска. У них, солдат, была своя тоска, у пьющих прапорщиков и сильно выпивающих офицеров – другая, у зеков внутри, за периметром – своя. А в принципе все одно и тоже. Тоска по воле, по свободе, по отношениям с женщинами и чистым носкам вместо портянок. Порой ему казалось, что каждый камень, каждая решетка колонии пропитаны этой безнадежной тоской. Завыть впору, как собаке. Или повеситься. Или застрелиться, по-солдатски, на посту из боевого оружия, как стрелялись задроченные дедами молодые воины или сами
В принципе, что армия, что колония – разница невелика, сделал свой вывод Серега. Какая разница, где тебя подстригут, подравняют, покажут место возле параши и научат лизать вышестоящие сапоги с должным усердием?
Потом, много времени спустя, когда в стране заговорили, что рождаемость падает, число россиян сокращается с каждым годом и нация вымирает, Серега в этой связи вспомнил свою службу. Усмехаясь, думал о том, что бывшая советская, а ныне российская армия тоже немало старается для всеобщего и полного вырождения, хотя об этом и не говорят в СМИ. Если здоровых мужиков самого бесшабашно-репродуктивного возраста загоняют в казармы за колючую проволоку дрочить на телевизор и иллюстрированные журналы – откуда взяться потомству?
Впрочем, это только его мнение, он на нем не настаивал. Честно говоря, ему – по фигу.
Может, и прав Жека – поколение кромешных индивидуалистов…
Часть III
Школа выживания
С утра пораньше Серега постучал в комнату к Малышеву.
Ноль эмоций и фунт презрения.
Он дернул ручку и вошел.
Спал, конечно, друг Жека. Дрых, как сурок на лежбище, закопавшись в широкую кровать, словно в окопы полного профиля. Держал оборону от наступившего утра.
А кто говорил – встану, встану?..
Хорошее было утро. Лучи солнца, пробиваясь сквозь прикрытые жалюзи, делали комнату полосато-нарядной. Когда Серега отдернул жалюзи и открыл окно, в комнату ворвался радостный птичий гомон. Свежо пахло морем и смолистой греческой хвоей.
Все-таки красиво живут господа греки! Хвоей дышат, птичек по утрам слушают… Курорт, а не жизнь, позавидуешь.
Молодцы! Сделать курорт из собственной жизни – это тоже искусство. Чего в России никогда не удавалось – это сделать курорт из собственной жизни. Сколько ни строили курортов – а все равно получались учреждения лагерного типа с усиленным режимом охраны. Как по чертежам кофемолок-кофеварок-мясорубок собираются неизменные автоматы Калашникова. Ментальность виновата? Неистовые поиски сверхидеи для всего человечества, за которыми, как за деревьями, не видно леса?
Впрочем, чего это он расфилософствовался с утра пораньше, одернул себя Серега. Не время и даже не место. Типичное занятие среднерусского интеллигента, умученного неоконченным высшим образованем – с самого утра и с болью размышлять о Державе. Вместо того чтобы умыться, почистить зубы или хотя бы трусы подтянуть с колен, усмехнулся он. От лишних умствований без того завшивели сверх разумного, как отмечал еще лютый царь-реформатор Петр Первый.
Тут Жеку бы разбудить – вот задача, тринадцатый подвиг Геракла, незамеченный неблагодарным потомством. Это вам не львов кусать, Сергей Батькович…
Рано, конечно!
Но кто просил взять его с собой купаться? Не Жека ли? Кто распинался с вечера, мол, встану пораньше, искупаюсь с тобой и на работу, как на праздник. Спозаранку, мол, мысли острее, а чувства свежее. Раннее утро – время для мыслителей и философов, время пробуждения новых идей вместе с зарей на востоке, это еще древние понимали…
Ишь, как носом выводит мыслитель-философ! Просто весь в идеях, как в слюнях на подушке!
Серега сильно потряс Жеку за плечо.
Просил – получай. За базар, по понятиям, отвечать надо. У нас – не в Греции, у нас – так, без башки, но по понятиям, раз брякнул – год расхлебываешь…