Фиолетовый гном
Шрифт:
Серега вдруг подумал, что в последнее время все чаще начал повторять высказывания Шварцмана. В конце концов, почему бы и нет? Шварцман – кто угодно, но не дурак, определенно…
Он все-таки немного выпил с дядей Виталиком, обмыл машину. Много нельзя было, завтра на работу. Похмельный синдром Хозяин прощал только себе…
На работе ребята-охранники тоже одобрили его новую «тележку». Все уже давно ездили на иномарках. Теперь Серегины «Жигули» больше не отсвечивали на стоянке в коттеджном поселке, как плевок на лысине ответственного чиновника.
Пары
Серега окончательно влился в коллектив. Не только в переносном смысле, но и в самом прямом. Проставился, как положено. На весь вечер, естественно, не хватило, два раза бегали за добавкой. На следующий день все болели с похмелья и весело вспоминали подробности.
Это у них называлось пропиской нового сотрудника. Когда-то, на стройке, Серегу тоже прописывали таким образом. При таком же изобилии водки, только худшего качества и без закуски.
В общем, ничего не меняется в этом лучшем, а может, единственном из миров. С этим Серега никогда не спорил. Чтобы спорить с очевидным, надо быть или гением, или идиотом, а это уже крайности…
Служба в общем-то была скучной. Охрана есть охрана. Куда идет король – большой секрет. Очень большой. Особенно если ноги несут короля куда глаза не глядят.
Шварцман часто капризничал, как женщина. Мог, например, погнать машину в ресторан через весь город, зайти в зал, развернуться и сразу уйти. Запах ему, видите ли, не понравился. Или публика вокруг не та. Не комильфо. Не высшее общество.
На себя бы в зеркало посмотрел, хотя бы интереса ради!
Вот где Сереге в полной мере пригодилась его флегматичность. Деревянность. Капризы Шварцмана его не раздражали. Он просто не обращал на них внимания и спокойно подчинялся до тех пор, пока Шварцману самому не надоедало капризничать. В конце концов, хозяин – барин, а его дело служивое, налево-направо, кругом-марш. За зеленые американские рубли можно и по много раз разворачиваться в марше куда изволите…
Да, охранная служба – дело не слишком забавное. Тоска резиновых, тянущихся часов. Как раньше, на вышке. Два шага влево, два – вправо. Тут уже книжку не почитаешь, не парфюмерная лавочка. Саша Федотов все время проверял, как его люди несут службу. За такие вещи, как книжка или газета, выгонял без предупреждения. Если ты, например, сидишь в машине и ждешь Хозяина, подчеркивал он, то должен именно сидеть, наблюдать и быть готовым, как граната с выдернутой чекой! А не пялить зенки на баб или мимолетных ворон!
Иногда Серега думал, что почти всю свою жизнь охранял кого-то или чего-то. Сколько караульных часов в общей сложности протянулось перед ним со скоростью рысящей улитки? Много, трудно даже сосчитать, насколько их много. Проводишь жизнь в наблюдении за часовыми стрелками… А потом еще и еще. Сидишь и смотришь, пока кончится время… Пока кончится жизнь… Веселое занятие, ничего не скажешь!
Впрочем, кто и когда обещал ему веселую жизнь?
Тут главное – ни о чем не думать, пусть время течет само по себе, а ты – сам по себе. На посту – это главное, Серега еще в армии понял. Полезная штука армия.
Два шага влево, два – вправо…
4
Серега долго не мог определить для себя, как он относится к Шварцману. Нравится ему новый босс или нет? Сначала вроде бы да, хоть и еврей, потом – нет, потом опять – да. Никак не мог определиться.
Конечно, он, Шварцман, был разный в одном лице. Например, Шварцман трезвый, какой случался иногда по утрам, и Шварцман пьяный, послеобеденный, уже зарядивший внутрь четверть кило белой – просто два человека.
Шварцман трезвый – достаточно мерзкий тип. Жидяра редкостный. Мог, например, оштрафовать водителя на пятьдесят долларов за десятиминутное опоздание. Хотя сам ездит по Москве и видит, какие в городе пробки. А ему плевать. Ему, мол, пришлось стоять и ждать. Ему и ждать?! Просто небо сверзилось на землю и затвердело как вареная сгущенка! Конец света в миниатюре!
Шварцман трезвый был хмурым и неразговорчивым. Смотрел на окружающих так, словно все были ему должны. Не говорил, а цедил сквозь зубы.
Шварцман пьяный был веселее. Душевнее. Мог и за жизнь поболтать и анекдотец в разговор вставить. Почти как свой. Это почти всегда оставалось между ним и остальными. Каким-то образом Шварцман всегда, хоть пьяный, хоть трезвый, давал почувствовать, что это именно он здесь Хозяин. А все остальные, значит, должны смотреть ему в рот и, затаив дыхание, слушать его хозяйскую волю, раз Бог не дал своего ума-разума…
Да, Хозяин очень любил себя и любил ощущать чувство собственного превосходства, это было видно. Людей, например, он называл человечками. Почти всех. «Этот человечек просил у меня кредит, с тем человечком я должен встретиться в офисе, притормози здесь, подберем сейчас одного человечка…» – обычный его разговор. Серега быстро разобрался, что по терминологии Шварцмана и он сам, и Саша Федотов, и даже запакованные в английское сукно замы генеральных и всякие президенты подконтрольных фирм – тоже относятся к категории человечков. Сам Хозяин, разумеется, и еще некоторые равные и вышестоящие относились к другой категории – господ. Господин такой-то, например, говорил он о каком-нибудь министре. Не человечек уже…
Если исходить из терминологии Шварцмана, в его окружении людей совсем не было, вспоминал потом Серега. Только небольшая кучка «господ» и масса окружающих их «человечков». Показательно, в общем… Структура языка – структура мышления, в чем-то филологи правы…
Шварцман, например, мог расчувствоваться перед телевизором, особенно по пьянке, и послать две-три тысячи долларов какому-нибудь ребенку-инвалиду на срочную операцию. А на следующий день спокойно подписать документы на банкротство очередного предприятия, после которого многие останутся без средств к существованию.