Фиолетовый гном
Шрифт:
Жена неопределенно повела плечами. Словно от холода передернулась.
– Может, и надо, – задумчиво подтвердила она.
– Не буду, не бойся. Живи пока, – великодушно разрешил Серега.
Он все-таки налил ей водки. Плеснул немного на дно чайной чашки, подвернувшейся под руку. Поставил перед ней. Она лихо глотнула, вытаращила глаза и долго кривилась:
– Как вы пьете такую гадость…
Серега молча жевал, сосредоточенно обкусывая колбасный батон по окружности. Жену всегда раздражала его привычка кусать от батона или от буханки хлеба. Зато теперь – можно, теперь – все можно, мелькнуло в голове, хоть колбасу кусай, хоть буханку, хоть себя за задницу… И что делать с такой вседозволенностью?
– На дурацкие вопросы не отвечаю, – буркнул он.
Они опять помолчали. Серега махнул еще водки. Наконец спросил:
– Давно это у вас?
Она не ответила. Скромно потупила густые, накрашенные ресницы.
Интересно, когда она успела накраситься? Или – не смывала тушь? Когда она занималась сексом с ним, то всегда смывала. Без туши ее ресницы были не такими уж густыми. Но тут не муж, тут – любовник… Перед хахалем – во всеоружии боевой раскраски даже в положении горизонта…
– Неделю? – спросил Серега.
– …
– Месяц?
– …
– Три месяца? – продолжал настаивать он.
– Около того. Не помню точно…
– Ты его любишь?
– Не говори глупостей, – категорично сказала Светка, сразу напомнив себя прежнюю.
Может, все-таки врезать ей оплеуху? Или лучше водки выпить?
Откуда взялась пресловутая сдержанность английских джентльменов? – неожиданно вспомнил Серега. Ответ – от повального алкоголизма высшего общества! Гораздо проще отгородиться от леди стеной условностей и традиций, чем постоянно выяснять отношения, дыша перегаром. Кажется, это Жека рассказывал… Гад!
Серега выпил. Закурил сигарету.
Светка молча, внимательно смотрела, как муж мрачно и последовательно надирается.
– Но зачем… – неопределенно начал Серега.
– С ним весело, – коротко объяснила она.
Конечно! Весело! Полные штаны веселья… Обхохочешься… Сейчас дружно сядем и начнем хохотать…
– И кто кого соблазнил? – поинтересовался Серега, с трудом сглотнув неожиданный комок в горле.
Она опять промолчала.
– Значит, ты? – предположил он.
Светка не возражала.
Странные они существа, эти женщины, думал потом Серега. Не умеют врать. Сколько он слышал или читал о женском коварстве, а ведь они действительно совсем не умеют врать. Просто нужно научиться задавать вопросы…
– Между прочим, мы только несколько раз встречались наедине, – сообщила Светка.
Она что, так оправдывается? – не понял Серега. Извини, милый, я ему только чуть-чуть дала, всего на полшишечки…
– Понятно, – отозвался он.
– В основном ходили куда-нибудь…
– Еще понятнее. Собирай вещи!
– Ты меня выгоняешь?
– А ты как думала?
– Я не спорю, – непривычно покорно согласилась она. – В чем-то я даже тебя понимаю…
Да неужели? В кои-то веки удостоился взаимопонимания с супругой, мелькнула мысль…
Неудачный у тебя был брак, говорили ему потом.
А почему неудачный? Встретились люди, было хорошо вместе, поженились. Потом стало плохо. Когда стало совсем плохо – развелись. Очень даже удачный брак. Только быстрый. Так он отвечал.
После разрыва с женой Серега почувствовал облегчение. И одиночество, конечно. Он долго не мог разобраться, чего было больше, облегчения или одиночества.
В сущности, он остался не только без любимой жены. Но и без лучшего друга.
Вдвойне обидно! Женьки, с его насмешливым добродушием и бесшабашной ехидностью, ему тоже не хватало. Когда прошло первое, острое желание его убить, Серега почувствовал, насколько его не хватает…
4
Одиночество – это паук, очень скоро ощутил он. Оно плетет свою паутину в пыльной тишине прокуренных комнат. Оплетает своей паутиной, так что нельзя пошевелить ни рукой, ни ногой…
Одиночество – это тишина в доме. Вязкая, как вата, и глухая, как бетонная стена бомбоубежища. Эта вязкая тишина преследует и давит. Ее слишком много, тишины…
Одиночество – это бесконечный телевизор, включенный для фона жизни. Так и бубнит что-то, когда засыпаешь, и шипит пустым экраном, когда просыпаешься…
Одиночество – это пустые бутылки, которые катаются под ногами, тарелки с объедками и вонючие окурки, раскисающие на столе в луже вчерашнего пива…
Одиночество – это вечера. Пустые вечера, когда возвращаешься туда, где тебя никто не ждет…
Утром ведь все равно, еле глаза продрал, и уже бежать надо. Днем на работе. Работаешь. Ночью – спишь. А вечера Серега долго потом не любил. Пустое время, нехорошее. Особенно, когда начинаешь себя жалеть…
Нет, нельзя сказать, что ему не понравилось жить одному. Понравилось. Со временем понравилось еще больше. Вошел во вкус. Особенно, когда замелькали вокруг каруселью веселые, пьющие и легкие на передок бабенки. В них тоже была своя прелесть, хотя бы в их разнообразии.
Это только сами женщины любят говорить про себя, что все они с точки зрения анатомии одинаковые, отсекая таким образом любимым мужчинам надежду на взрыв эмоций на стороне, быстро разобрался Серега. Никак не могут понять, что дело не в голой анатомии с неприкрытой физиологией… Дело глубже – в нюансах! В них вся прелесть…
Действительно ли он любил жену, спрашивал себя Серега впоследствии. Или просто хотел? Если честно? Вот Танечку Соловьеву, свою школьную мечту, он любил… Это точно! Мог вспыхнуть пожаром от случайного прикосновения. Она так и осталась для него недостижимой мечтой. Неземным созданием. Чудо-сказкой…
Со Светиком-Разноцветиком все было по-другому. Проще, грубее и сексуальнее. А в конце концов, что такое любовь? Заладили – любовь и любовь, одна-единственная, единая и неделимая, как былая империя. Она тоже разная, вышеупомянутая любовь, размышлял он, всегда разная и всегда другая…