Фиолетовый гном
Шрифт:
Любит? Когда-то он не мог сказать такие слова. Спал с женщинами – и не мог. Не хотел. Потом, постепенно – научился. Просто слова… Правила игры. Ничего личного, как любят говорить голливудские супермены, запихивая кого-нибудь в камнедробилку.
Теперь остается только самому понять, что это – крик души или «ничего личного»? А вдруг он ее действительно любит? – подумал Серега почти со страхом. Влюбился тяжело и надолго, как ни старался убедить себя в обратном, завивая дым веревочкой и заливая глаза литрами крепкого…
Светланка гибким, плавным, кошачьим движением перекатилась на спину. Заложила руки за голову, удовлетворенно потянулась сразу всем телом, раскинулась перед ним с естественным, даже каким-то первозданным бесстыдством.
Темно-коричневые соски грудей, маленькие белые треугольники на фоне загара, смуглая впадина живота, светлая полоска на бедрах, белесый, почти не видимый пушок на лобке. И – родинки, откровенные, как звездочки в небе. Голова кружится от этих родинок…
После душа, без косметики – совсем девчонка, хрупкая и беззащитная до щемящей нежности…
Первоклассная блядь!
Все-таки влип Серый брат… С налета влип, как муха в стакан повидла!
– Ты люби меня крепче, – попросила она. – Ты держи меня…
– Я буду тебя любить. И держать. Я же поручень, ты помнишь?
Она совсем по-детски шмыгнула носом и улыбнулась. Прижалась к нему. Хорошие духи, даже после трех часов секса она пахла приятно. Хорошими духами с терпким, полынным привкусом пота. Тоже возбуждающий привкус.
– Ничего, все будет хорошо-хорошо, – сказал он.
– Правда?
– Правда. Ты мне веришь?
– Верю.
– Вот и верь мне. Всегда…
Круглая луна хитро подмигивала ему через окно. Она все про всех знала и ничего никому не говорила…
Хорошо?
Кому-кому, а ему точно будет хорошо! – думал он немного спустя, когда посадил ее на такси и не торопясь возвращался домой по темной, засыпающей улице. Очень даже замечательно будет!
Серега Кузнецов – директор завода, все равно звучит! Пусть ширма, операция прикрытия, как угодно. Пусть только Шварцман возьмет его в зятья. Для начала… Серега не будет им сильно мешать, он покладистый, жизнь научила. Самое правильное – быть для начала покладистым. От покладистых не ждут выстрела в спину, от них ничего не ждут…
Если уж рассуждать до логического конца, что ему потом помешает убрать Шварцмана и самому стать на его место? Серега Кузнецов – почти олигарх! Звучит?
Потом, годы спустя, Серега сам пытался припомнить, как ему удалось договориться со Шварцманом. Кто начал первый, кто подхватил, как конкретно, какими фразами… Пытался – и не получалось. А ведь они договорились, вот в чем все дело! Потому что все это – и оглушительный минет в машине, и взрывной секс на его бывалой тахте – случилось уже потом. После того как они с Хозяином мысленно ударили по рукам, скрепляя своеобразную торговую сделку. Он, Серега, берет в жены принцессу Светланку, становясь таким образом чем-то вроде принца-консорта при королевском доме Шварцманов. А глава дома, Исаак Исаакович Первый, оставляет за собой преимущественное право на доступ к телу принцессы и общее руководство их будущей семейной жизнью. Детишек бы вам, да побольше, прозрачно намекнул Хозяин, не уточняя, впрочем, кто будет осуществлять сам процесс…
Вот так! Просто, понятно и совершенно по-скотски, если отбросить всю прикрывающую мишуру. Операция прикрытия в дальнейшем развитии. Так что гибкая, хрупкая принцесска у него в постели – это всего лишь утешительный приз, небольшой бонус, приятное дополнение, не больше. Если она, Светланка, искренне пыталась выбрать между двоими, «любимыми и уважаемыми», то они, эти двое, просто поделили ее между собой, как делят именинный пирог. Доля – Хозяину, и телохранителю кусочек с барского стола на блюдечке поближе к порогу.
Да, договорились…
Незаметно. Полунамеками, полуфразами, недомолвками. Ты меня понимаешь, я тебя понимаю…
Скользкие, обтекаемые разговоры. Настолько обтекаемые, что и памяти не за что зацепиться, не остаются они в памяти, ускользают. Пожалуй, за одно это доброго папика стоит грохнуть в счастливом будущем, злорадно думал Серега, сохраняя невозмутимое выражение лица.
Для вида Шварцман расчувствовался, мол, брешь, значит, мою доченьку… А что делать? И хотел бы, да не сделаешь ничего, раз такая любовь между вами, будьте счастливы, дети мои, чтоб вас черти драли…
С водкой это выглядело почти искренне, почти до слез. Но Серега прекрасно понимал, что Хозяин по-настоящему имеет в виду. И тот видел, что телохранитель это понимает. Полуфразы, полунамеки…
Знал ли Хозяин, что трепетный период поцелуйчиков между женихом и невестой уже закончился? Что Серега, не дожидаясь официальной печати в паспорте, уже поторопился откусить со своего блюдечка? Вполне мог догадаться, думал потом Серега, он – хитрый и умный. Очень хитрый и, безусловно, умный…
Серега так и не узнал этого. А тогда – просто не хотел знать. От всего происходящего оставалось ощущение какой-то физической нечистоты, Серега даже спустя годы помнил это липкое, привязчивое, как невидимая паутина в лесу, ощущение, которое хотелось не просто отмыть – с остервенением оттереть мочалкой.
Вот такая любовь с интересом…
Да, он все хорошо вроде бы рассчитал, честно выбрал из двух зол наиболее приглянувшееся, впоследствии думал Серега, посмеиваясь над собой. Попробовал себя в шкуре негодяя и карьериста и, оказалось, – сидит как влитая. Ничего смешного, конечно, он все-таки был о себе лучшего мнения. Характерное заблуждение индивидуума, привыкшего оценивать себя с понятным пристрастием…
Остается вопрос – зачем он во все это впутался? Из-за денег? Тогда странно, он никогда к ним особенно не стремился, к большим деньгам, гордо именуемым капиталом. Из-за любви? Больше похоже на правду. Почти похоже. Потому что и это не совсем правда, точнее, далеко не вся правда, если положа руку на сердце.
Потом, через несколько лет, вспоминая свое тогдашнее состояние ума, Серега называл его про себя ослеплением. Как будто шоры на него одели, оправдывался он перед собой, ну, не видел он для себя другого выбора, в упор не видел. Деньги, любовь – дело даже не в них, не только в них, весь этот блеск легкой, богатой жизни шварцмановского поместья – он, наверное, и ослеплял, как прожектор, направленный прямо в глаза.
И кто знает, до какого откровенного негодяйства докатился бы Серый брат при таком удачном дебюте? Потому что так надо, все так делают, у каждого пальцы к себе пригнуты, таковы правила игры, в конце концов… Вечной игры в жизненный успех, в которую он незаметно для себя ввязался…