Фирма приключений. Научно-фантастический роман
Шрифт:
Гард прошлепал на кухню, а Фред перевернул новую страницу дневника. Скоро по квартире разнесся вдохновляющий запах поджаренного кофе: комиссар использовал кубинский рецепт приготовления, предусматривающий предварительный подогрев и прокаливание кофейных зерен, после чего шла помолка, уж потом варка самого напитка.
Фред тем временем читал:
«…В течение ближайших после совещания четырех часов мы получили письмо от Джона Валонте. Он сам искал меня, решив, вероятно, что опасность, исходящая от Дорона, больше той, что исходит от полиции и официальных властей. В письме было сказано, что, узнав о моем пребывании в Даулинге, Валонте хотел бы со мной встретиться, но просил гарантий, без которых не намерен отдавать себя в мои руки. И предупреждал, что я сам искать его не должен, все равно дело это, мол, безнадежное. Гарантии он требовал относительно своих старых грехов; я, конечно, без колебаний готов был дать их, но более в письме ничего не было. Кроме одного: адреса, по которому мне надлежало в течение часа дать ответ. Главпочтамт, доска объявлений, третий сектор…»
— Это его и сгубило, — сказал, входя в комнату с двумя чашечками кофе в руках, Гард. — Этот дурацкий «обратный адрес», хотя мы с Мартенсом сделали все, чтобы уберечь Валонте от гибели.
— Как, и его?..
— Увы. Я немедленно поместил ответ в третьем секторе на доске объявлений на Главпочтамте и расставил своих людей в зале, где только возможно. Кроме них, кажется, там вообще никого больше не было: я задействовал даже резерв в полном составе! Мы тщательно следили за каждым, кто подходил к доске объявлений, и узнали Валонте только по тому, что он вдруг рухнул замертво возле злосчастного третьего сектора. Пуля была послана из бесшумного пистолета с расстояния примерно тридцати метров. Кем? Откуда? И как убийца вычленил Джона Валонте? Всего этого я не знаю, и даже не догадываюсь до сих пор. Представляешь, глубокий старик с шаркающей походкой, седой, лысый, с беззубым ртом, — он здорово загримировался для своих тридцати шести лет, этот Валонте! Не помогло. Тот шахматист, отставая на один темп, все же выиграл у Ласкера партию…
— Непостижимо!
— Не то слово, Фред! Я чувствовал себя так, словно меня элементарным образом обокрал начинающий мелкий воришка! Словно меня завалили на экзамене по любимому предмету, в котором я разбирался лучше экзаменатора, причем завалили самым примитивным вопросом! Словно у меня увели любимую женщину прямо со свадьбы, в подвенечном наряде, и сделал это урод, бездарь, глупец, не годящийся мне в подметки! И она пошла за ним, потому что каким-то странным образом прозрела и вдруг поняла, что бездарь как раз я!
— Стоит ли так уничижаться? — сказал Честер. — Возьми себя в руки, Дэвид, успокойся, тем более что в конечном итоге на коне оказался все же ты…
— Во-первых, очень дорогой ценой. Во-вторых, еще неизвестно, оказался ли, — горько возразил комиссар. — Да, не забыть: при осмотре трупа мы обнаружили на запястье, вот в этом месте, татуировку, содержащую две буквы, исполненные в виде монограммы: «БР». Знаешь, есть татуировки как бы «штучные», исполняемые ручным образом, а эта — как печать, была поставлена одним нажатием. Две буквы сиреневого цвета, с виньетками и красивостями, как у провинциального пижона. Эта метка мне уже была знакома, она неизменно оказывалась у тех, кто погиб, скажем, в «автомобильной аварии», и кого, соответственно, не могли «подретушировать». Но впервые я увидел ее раньше, гораздо раньше! Именно эти две буквы присутствовали в пасьянсах несчастного Барроу…
— Клеймо?
— Само собой разумеется! Клеймо, каким метят скот… Но смысл этих двух букв ускользал от моего понимания, хотя ответ был так близок и, можно сказать, осязаем.
— Осязаем? Что это значит?
— Тебе никогда не написать приличного детективного романа, Честер. Ты торопишься к результату, а он должен по всем законам жанра, словно горизонт, удаляться по мере приближения к нему — вот так.
Гард замолчал и оглянулся на экран телевизора, где вместо одной красотки в полной тишине пела и двигалась уже целая группа одинаково одетых, одинаково улыбающихся и совершенно одинакового роста девиц, имеющих одинаковое выражение лиц, словно все они были сделаны по одному шаблону одной мамой, одним папой и одним парикмахером. А может быть, просто клонированы генно-инженерным способом…
Кофе определенно получился, Гард умеренно подсолил его по тому же кубинскому рецепту, что придало напитку изыск, хотя Честер и не был гурманом. Сделав глоток, он слегка поморщился и вдруг сказал:
— Дэвид, тебе пора иметь в доме хозяйку.
— Разве пересолил? — улыбнулся Гард. — Нет, уж лучше иметь исправную кофеварку, старина! И вообще, брось эти разговоры, они в пользу бедных. Достаточно твоего примера, чтобы отбить охоту даже не у такого закоренелого женоненавистника, как я, а у молодого, полного сил павлина, жаждущего семейной жизни. Который час? Три? К пяти нам следует быть в подземной тюрьме управления, в девять утра повидаться с Рольфом Бейли. Скоро пресс-конференция, ты не забыл?
— В тюрьму?! Это еще зачем?
— Увидишь. Небольшой сюрприз. Еще одна мистификация, Фред. И не опоздать бы к Ролу, я не хочу, чтобы он ждал, ему сейчас нелегко. Мы пьем кофе, а он дует сигарету за сигаретой и размышляет о смысле жизни. Сегодняшняя ночь у него, бедняги, бессонная. Но главную помощь от тебя я жду на пресс-конференции, она будет во Дворце правосудия, все газеты должны быть оповещены часа за два. И телевидение. Непременно телевидение! Пусть все будет живьем! Если хочешь, Фред, плюнь на дневник, я доскажу тебе своими словами.
— Нет, так интереснее. С комментарием.
— Ты еще ищешь во всем этом «интерес»? Эта история полна печали и человеческой трагедии, а ты…
— Уймись, Дэвид. Ты забываешь, что я не сторонний наблюдатель, а некоторым образом участник событий.
— Ты имеешь в виду покупку «приключения» с гарантией? Детский лепет в сравнении с тем, что выпало на долю бывших гангстеров, ставших клиентами фирмы не по своей воле. Неужели не понимаешь?
— Нет, Дэвид, понимаю, но… Я еще не убежден до конца в твоей правоте, если иметь в виду возможную правоту Рольфа, которого еще нужно выслушать!
— Тогда ты такой же мерзавец, как он!
— Я?! Благодарю. Удружил, ничего не скажешь… И как просто ты выносишь приговор! Достаточно с тобой не согласиться — и получай: подонок! Как будто в жизни все однозначно! Но ты не утруждаешь себя размышлениями. Не хочешь утруждать. Для тебя черное — черное, а белое — белое. Увы, Дэвид, даже у тех людей, которые поступают вопреки нашему с тобой желанию и нашим с тобой принципам, есть своя правда. Есть, есть, есть, ты не можешь этого не признавать, как и того, что отсюда и происходят все истинные сложности в жизни! Вспомни Коран: «Все будет так, как должно быть, даже если будет наоборот!» Наоборот, Дэвид! — это еще не значит, что «плохо», а значит, что — не так, вопреки, по другим законам, выведенным из других условий жизни и других «правд»! Не зря мудрецы говорили, что истину надо искать не у разума, а у абсурда!
— Посмотрите-ка на этого доморощенного философа — всепрощенца, готового даже преступление оправдать какими-то эфемерными «правдами» жизни! Ты их видел, эти «правды»? Щупал? Нюхал? Или они существуют лишь в твоем воспаленном воображении? Ты меня Кораном, а я тебя — Ларошфуко: «С великими страстями обстоит так же, как с привидениями: все о них говорят, никто их не видел». Твои «правды» тоже!
Они помолчали, надувшись и громко сопя. Первым взял себя в руки Гард:
— Ладно, — сказал он, — черт с тобой, мы не на предвыборном митинге и не на философском диспуте, посвященном социально-психологическим причинам преступности. Пей кофе, смотри телевизор и читай дневник. Возможно, твои мозги устроены иначе, чем мои, но мы ведь не зря с тобой дружим так много лет. Какое-то общее представление о добре и зле у нас, надеюсь, должно быть?