Фирма приключений. Научно-фантастический роман
Шрифт:
Так или иначе, застолье продолжалось, и официант едва успевал следить за состоянием бокалов и тарелок. Валери Шмерль говорил с Честером о возможных поворотах в коммерческом деле, если победят на выборах «прогрессивные консерваторы», недавно обещавшие некоторые послабления мелким и средним торговцам, дабы вдохнуть жизнь в умирающую экономику, которая на памяти всех только и делала, что умирала, но все никак не могла подохнуть. Честер спрашивал мнение Клода Серпино о возможных итогах выборов, зависящих от уровня финансирования тех или иных партий и группировок, в чем Клод разбирался лучше Фреда, поскольку был в числе тех, кто финансирует, а не тех, кого финансируют. Клод Серпино искал щель в беседе Карела Кахини и Рольфа Бейли, чтобы выяснить у последнего перспективы генно-инженерного бизнеса (есть ли тут шанс потягаться с американскими корпорациями?). Рольф, в свою очередь, говорил с Кахиней о том, где, с его точки зрения, можно найти «живой материал» для ряда весьма интересных научных опытов, задуманных им, но, к сожалению, не всегда обеспечивающих благополучный исход для его участников; Кахиня же, ответив, что «живой материал» надо хорошо оплачивать, и тогда не будет никаких проблем, тем более что в стране есть и еще долго будет безработица, тут же обратился к Шмерлю с предложением заработать на Магдалине, отдав ее Рольфу во имя Большой науки, на что Рольф, смеясь, заметил, что ему нужен не только «живой», но еще и «свежий» материал.
В какой-то момент вопрос, затронутый Бейли, заинтересовал всю компанию. Клод Серпино предложил профессору финансировать его мероприятие под выгодный для себя процент, Кахиня сказал, что «живых» и «относительно свежих», если говорить серьезно, легче легкого найти с помощью полиции, Честер поинтересовался, о каком, собственно, эксперименте идет речь, — может быть, есть смысл рассказать о нем в том же «Вечернем звоне»? Рольф от прямого ответа на вопрос Честера уклонился, сказав, что о существе идеи говорить еще рано, хотя она, конечно, безумно интересна и, главное, полезна практически, и дело пока не в науке, а в ее финансовом и моральном обеспечении, но тут неожиданно для всех в разговор вмешался официант. Он тыком пальца в переносицу поправил очки и произнес скрипучим голосом:
— Извините меня, господа, особенно вы, господин профессор, но я тоже хотел бы знать, о каком эксперименте идет речь?
Это была, конечно, неслыханная дерзость.
Сначала все посмотрели даже не на официанта, а на Жоржа Ньютона, стоящего в другом конце зала в безмятежной позе, призывая хозяина тем самым к действию. Однако Жорж Ньютон, хотя и заметил возникшую за столом неловкость, виду не подал, что уловил обращенные к нему взгляды. Нелепая пауза затягивалась. Более всех шокированный Рольф Бейли, выждав минуту и стараясь подавить откровенное раздражение, произнес, не глядя на официанта:
— А вам, собственно говоря, какое дело, молодой человек?
Официант «молодым человеком» определенно не был, но его социальное положение в сравнении даже с Карелом Кахиней явно давало возможность профессору Бейли полагать его «мальчиком».
И тут случилось нечто, повергшее не только Рольфа Бейли, но и всех присутствующих сначала в необыкновенное изумление, а затем в истинный восторг: официант расстегнул фрак, двумя руками оттянул вперед обнажившиеся подтяжки, а потом отпустил их, треснув ими по своей выпуклой груди, что было всеми узнано как нечто родное и близкое, но как бы украденное из-под самого носа чужим человеком. После этого, насладившись эффектом, официант жестом фокусника, то есть движением левой руки справа налево, а правой слева направо, снял с себя шкиперскую бородку и одновременно щегольские усики, а затем, как чулок, лысину с головы, сбросил с переносицы темные очки и перед всеми предстали глаза, рот, шевелюра, нос и уши комиссара Дэвида Гарда — да-да, представьте себе, именно его! В другом конце зала, спрятав руки на груди и посмеиваясь, стоял владелец подвальчика Жорж Ньютон, а Карел Кахиня, не открывая рта и не двигая губами, то есть утробным горловым голосом произнес:
— Не-ве-ро-ят-но…
— Но факт, друзья мои, факт! — весело подтвердил Гард уже своим голосом, спокойно садясь в кресло между Валери Шмерлем и Фредом Честером. — Я очень проголодался, глядя на вас, дорогие мои. Прошу продолжать. Не обращайте внимания. Прошу вас, прошу! И добавлю к сказанному, что, к чести своей, вы, пользуясь моим отсутствием, почти не злословили в мой адрес, если не считать, конечно. Карела, назвавшего меня предателем…
— Фи, как мелко! — тут же сказал Кахиня. — Кто подслушивает, тот ничего приятного о себе не слышит!
— …и Шмерля, который нежно позаботился о моем благополучии, как родитель о своем ребенке, — продолжал Гард, не обратив внимания на слова Карела, а Шмерль плаксивым, но счастливым голосом воскликнул:
— Благодарю тебя, Дэвид, за доброе слово! Ты хорошо сказал. А еще лучше сделал, что подслушивал. Только так и можно определить, кто истинный друг, а кто мнимый! — И победоносно посмотрел на Кахиню.
— Вот именно, Валери! — подтвердил, улыбаясь, Гард. — Друзья, у меня есть тост. Позволите?
— Знаем! — сказал Карел. — Небось за Линду и Магдалину, поскольку нежная любовь к нашим женам — лучшее доказательство любви к нам?
— Нет, — поправил Гард, — на этот раз я подниму тост…
Но комиссара вновь перебили, и сделал это Честер:
— Сначала скажи, как это понимать?
— Что именно?
— Маскарад, Дэвид. Всю эту мистификацию в стиле пошлых детективных романов.
— Дэвид, вероятно, все еще под впечатлением убийства в «закрытой комнате», — предположил Клод Серпино. — Кстати, там действительно воспользовались магнитом? Не забудь рассказать потом, Дэвид, а то мы в полном неведении. А пока что я присоединяюсь к вопросу Фреда.
— Хорошо, — серьезно сказал Гард. — Дело, конечно, не в том таинственном убийстве, Клод. Я просто хотел вас слегка позабавить. Надо же как-то разнообразить вашу скучную жизнь!
— Меня ответ не устраивает, — заметил Честер. — Не хочешь — не говори, но не делай из нас болванов, Дэвид.
— Скажу, но позже, — отрезал Гард. — Друзья, а сейчас позвольте произнести тост… за меня! Не удивляйтесь, именно так, потому что мое присутствие здесь, среди вас — результат счастливого совпадения обстоятельств, благодаря которому вы, вместо того чтобы дружно идти за моим гробом, мирно сидите за этим столом и веселитесь. Итак, мои дорогие друзья, выпьем, черт вас всех побери, за жизнь, за удачу, за справедливость и за не самого худшего детектива в мире!
Гард первым и не без удовольствия опрокинул бокал, его примеру последовали все прочие. Минут через десять застолье, так неожиданно прерванное, благополучно покатилось дальше. Все говорили наперебой, голоса слились в общий гул, но вдруг в какой-то момент наступила пауза, одна из тех, которые образуются как бы сами собой, когда что-то осталось недоговоренным или когда иссякла общая тема. В такую минуту обычно прорезывается пошляк, который считает своим долгом провозгласить: «Ну вот, полицейский родился!» Никто, однако, на сей раз ничего не сказал, зато Гард, воспользовавшись паузой, подчеркнуто непринужденно и не повышая голоса, обратился к профессору Рольфу Бейли:
— Рол, а все-таки, что за эксперименты ты ведешь?
По совершенно непонятной причине вопрос прозвучал с неким подтекстом, и головы всех с интересом и ожиданием повернулись к профессору, на что Гард, вероятно, вовсе не рассчитывал. Рольф Бейли, в свою очередь, выглянул из-за колонны, чтобы увидеть выражение лица вопрошающего, но Гард был непроницаем, хотя всем было очевидно, что его вопрос при всей внешней безобидности таит в себе двойной, а может, и тройной смысл. Помолчав немного, профессор пососал свои сочные губы и с едва уловимым раздражением произнес: