Фирма приключений
Шрифт:
Когда панику удалось пресечь и наладить в зале относительный порядок, выяснилось: в объектив именно восьмой камеры был вмонтирован бесшумно стреляющий карабин 76-го калибра, причем пуля пошла в том направлении, куда был нацелен объектив, а карабин выстрелил одновременно с включением аппарата.
Понимая, что пресс-конференция фактически сорвана, Гард все же объявил перерыв на полчаса и накинулся на тщедушного оператора восьмой камеры, который все еще был в наушниках и не мог догадаться, что их можно и нужно снять.
– Почему ваша камера включилась позже всех?
– Что? Что вы сказали? – пролепетал оператор. – Я ничего не знаю, господин комиссар!
– Фирма?
– Мне скомандовал режиссер… Чтобы я взял Аль Почино… Я взял, а потом он дал команду: эфир!.. Я нажал клавишу прямой трансляции… и он вдруг упал!.. Но я ничего не знаю…
– Фирма? – повторил комиссар.
– Как вы сказали?
– Снимите наушники! – рявкнул Гард.
– Ах, извините… – стаскивая наушники, пролепетал оператор. – Как вы сказали?
– Я спрашиваю, какую фирму вы представляете?
– Я? Эт-цэ-сю.
– Расшифруйте.
– Телевизионное Царство Сюрпризов.
– Сюрпризов? Имеете отношение к Би-би-сю?
– Так точно, господин комиссар. Филиал…
– Вот где я прокололся! – неожиданно вслух подумал Гард.
– Как вы сказали?
– Я спрашиваю, кто финансирует? Не знаете?
– Нас, господин комиссар? Говорят, мы пользуемся покровительством какого-то… Христофора… э-э-э… извините, не помню фамилию… то ли Гуснер, то ли Гаснер…
– Гауснер?! Христофор Гауснер?!
– Вот-вот, господин комиссар, так точно!
«Этого еще не хватало!» – подумал Гард.
– А кто режиссер передачи?
– Этой? Мистер Пикколи, Андре Пикколи…
– Сын антиквара Мишеля Пикколи?!
– Не могу знать, господин комиссар. Извините…
– Он здесь? В зале? Ваш режиссер?
– Никак нет, господин комиссар, на студии…
– Вы что, военный?
– Я, господин комиссар? Так точно! До работы на фирме… в войсках ПВО…
– Режиссер был с вами на связи? – Гард показал на наушники.
– Так точно, на связи! – подтвердил оператор, все еще трясясь всем телом.
Дальнейший разговор с ним терял смысл. Убийцы Аль Почино в зале не было. Гард это отчетливо понял. Убийца сделал свое дело раньше, а теперь сидел дома перед экраном телевизора и пил кофе маленькими глотками, неслышно посмеиваясь. У Гарда не было ни малейших сомнений в том, что этим человеком является генерал Дорон, во всяком случае, идея и организация покушения на Аль Почино наверняка принадлежат ему.
Гадкое, омерзительное чувство охватило комиссара Гарда: чувство, родственное старческому бессилию, духовной и телесной немощи. Дэвид Гард заранее знал, что не избежит неприятностей. Знал, что нельзя до конца доверять ни Фрезу, ни Гауснеру, как бы они ни демонстрировали своих союзнических чувств; коварства в каждом из них было больше, чем преданности, корысти и страха, больше, чем долга и смелости, а потому на любом этапе отношений эти типы могли и продать, и предать. Зло ищет в союзники только зло, а с добром расстается, как с лишней обузой. Еще задолго до пресс-конференции Гард понимал, что Дорон попытается каким-то способом помешать его общению с журналистами, – но чтобы с такой демонстрацией своих сил и возможностей?! Гарду было ясно, что генерал попытается убрать всех свидетелей обвинения – посягнет и на Рольфа Бейли, если тот вздумает открыть рот, и на Дину Ланн с ее женихом-президентом, если они ринутся в бой, и на Честера с Таратурой, если те окажут решительное сопротивление, не поддавшись на подкуп или шантаж, и даже на него самого, на комиссара Гарда, как уже посягнул однажды с помощью негодяя Хартона. Понимая
– Аминь! – вслух произнес Гард, вставая. – Все! Достаточно! Все остаются здесь, в комнате. Я выйду в зал один, чтобы довести начатое до конца…
– Дэвид! – сказал, тоже вставая, Честер. – Это безумие!
Гард перебил его:
– Сядь и молчи! Я не могу позволить себе рисковать вашими жизнями, это так же ясно, как дважды два четыре. Слушайте трансляцию, если хотите, и… не беспокойтесь за меня. Сегодня больше не будет ни выстрелов, ни пуль. Меня убили иначе: отобрали вас, свидетелей обвинения… Я же для них безопасен, как безопасна змея, лишенная жала. Я все сказал, а вы извольте подчиниться, пока… пока я еще комиссар полиции!
– Но смысл?! – крикнул Фред Честер.
Гард долгим взглядом посмотрел на своего друга и, ничего не ответив, вышел из комнаты. Через несколько секунд он появился на сцене. Его встретила напряженная и явно сочувственная тишина. Сидевшие в зале журналисты словно поняли, что комиссар Гард сам себе устраивает публичное аутодафе. Он добровольно, находясь в полном здравии и при ясном уме, всходил на эшафот, предпочитая героический конец бесславному продолжению. В ситуации, в которой оказался комиссар Дэвид Гард, это была, вероятно, единственная возможность, вчистую проигрывая последний раунд борьбы, все же сделать попытку если не выиграть его, то уйти с честью.
И комиссар взял в руки микрофон…
ЭПИЛОГ
Три года спустя, в один из весенних дней, Фред Честер, сидя дома и разрисовывая фломастерами картинки для своего первенца, лежащего в кроватке, услышал телефонный звонок. По своему обыкновению он не прервал дело, которым занимался, рассчитывая на то, что либо жена, выйдя из кухни, возьмет трубку, либо на том конце провода потеряют терпение. На сей раз, однако, и Линда почему-то не выходила, и неизвестный, домогавшийся Честера, проявлял настойчивость и терпение: то ли Фред был ему очень нужен, то ли он неплохо знал характер журналиста. И Честер в конце концов сдался.
– Алло! – сказал он. – Вас слушают.
– Ты делаешь успехи, – раздался знакомый до боли голос. – Когда-то выдерживал до десяти гудков, теперь пятнадцать! Тебе что, прибавили зарплату?
– Дэвид? Ты?!
– Что в этом удивительного? В газетах ведь не было некролога, посвященного моей скромной персоне, преждевременно угасшей в расцвете физических и творческих сил, как обычно сообщают даже о девяностолетних старцах… Скажи, Фред, ты все еще у Линды на привязи?
– В каком смысле, Дэвид? Вообще-то у нас сын, но я, как всегда, свободен.