Фирсов Русские флотоводцы
Шрифт:
— Двинским берегом, — кивнул за борт помор, — полдня будем идти, не менее. Подале, справа, Мудь-южский остров. Стража там стрельцовая, таможня и наш брат лоцман обитает.
— Почему без ландкарты идешь, по компасу не правишь? — спросил Петр.
— Оное все здесь, государь, — усмехнулся помор, ткнув пальцем в голову. — Ежели ночь, туман, — дело другое. В чистом море или окияне, там без матки не обойтись. А картишка имеется, в кубрике она у меня, в рундуке. Спонадобится — достану.
На Мудьюге стояло несколько хибарок. Вдоль тянулась холмистая гряда, усеянная плотным ельником. Кое-где сиротливо жалась к земле пришибленная северными ветрами береза-ползушка. Проглядывали болотца, покрытые бархатными мшистыми кочками.
Мористее, слева, с яхтой поравнялся фрегат и медленно начал выходить в голову каравана. Петр тронул помора за плечо:
— Дай-ка мне кормило.
Помор кивнул на компас.
— Держать надобно на северок, чуть к западку, по этой отметке. — Он показал на картушку компаса. — Стало быть, ноод-норд-вест по-иноземному.
Едва взяв в руки штурвал и заметив курс по компасу, Петр почувствовал неладное. Сначала яхту вдруг ни с того ни с сего повело влево. Не успел он переложить руль, как она произвольно покатилась вправо. На штурвал легла мозолистая рука помора.
— Нынче, государь, нам шелоник в корму дует. Сие попутный ветерок, довольно свежий. — Помор показал рукой за борт. — Волна от шелоника пошла, ве-терок-от работает, поди, часа три.
За бортом, догоняя яхту, катились вспененные, довольно крутые волны, кое-где на их гребнях курчавились белые барашки.
— Волна, стало быть, нагоняет нас и подбивает корму, ударяет в кормило-то. Оттого и кидает нашу яхту то вправо, то влево. Волна-то не стрункой ходит.
Поясняя, помор незаметно, но твердо подправлял перекладку штурвала. Петр с непривычки вращал штурвал резко, рывками, пытаясь задать движению яхты верный курс. Но волна ударяла в перо руля, подбивала корму еще сильнее, и поэтому нос яхты довольно заметно бросало из стороны в сторону.
— Править кормилом в такой вроде бы попутный ветерок умельство требуется немалое, государь, — терпеливо растолковывал помор, — первостепенно здеся почуять судно душою, будто тварь живую...
– Холоп, а мыслит толково», — подумал Петр, испит поглядывая на помора.
И самом деле: стоило ему ощутить и как бы слить-ОИ • движением яхты, — и дело пошло на лад. Он зара-ии«* предугадывал перемещение судна под воздействием попутной волны в ту или иную сторону. Ловил эти мгновения, тут же перекладывал руль, удерживал яхту на заданном курсе.
Зл бортом нашли светлые сумерки: скрылся в дымит горизонт и все вокруг. Лишь на юте у штурвала мерцал огонек перед компасом да в такт качке размашисто описывал дугу подвешенный на ноке рея ходо-иой фонарь.
Утро застало караван у Терского берега. Ветер по-сиожел, пошла волна с океана, суда раскидало по сторонам. Вода вокруг потемнела, из белесой стала свинцовой, с черноватым отливом. Довольно сильный ветер еще с утра зашел с севера, и суда часто лавировали, изменяя галсы. Заметно выше стали волны. То и дело били они в скулу корпуса, и штурвал приходилось удерживать уже вдвоем. Небо вдруг потемнело, по палубе затарабанила крупа.
— Рановато нынче чага посыпала, — проговорил помор, прикрывая глаза.
Спустя полчаса крупа так же внезапно перестала идти, и выглянуло солнце. Под берегом материка явно просматривались острова.
— Три острова, государь, — проговорил помор. — Дозволь совет дать? — Царь кивнул. — Далее плыть пашей посудине несподручно. Купцы-то и фрегат в грузу. Волна с окияна в вечер разойдется поболее, а нас, гляди, и сейчас на борт валит. Пора бы в возвер-ток поворачивать.
«Святой Петр», дважды пальнув из пушки, направился к фрегату. Там приспустили паруса, «Святой Петр» в двух-трех кабельтовых лег в дрейф. В рупор прокричали последние слова расставания и взаимного пожелания «попутного ветра»...
В Архангельске Петр назначил нового воеводу, своего ближнего стольника Федора Апраксина.
— Принимай, Федор, под руку Белое море, — объявил он Апраксину, — на Плещеевом озере ты поднаторел по судовому строению. Здесь, на Соломбале, верфь соорудим, свои суда ладить станем. Нынче же заложим корабль о двух десятках пушек. В Голландии закажу фрегат на сорок пушек.
Замечено — море испытывает человека при первой встрече. Оно способно очаровать, а боязливому может внушить страх. Бывает, чары моря околдовывают и заставляют искать постоянного общения с загадочной стихией.
Не прошло и года, как Петр снова приехал на Бело-морье, спустил на воду первое судно.
Подпоры на стапелях Соломбальской верфи царь выбил собственноручно в солнечный день 20 мая 1694 года. Первый 24-пушечный корабль российский, набирая ход, скользнул в устье Двины, рассекая зеркальную гладь. Грянула пушка, повеяло гарью от полозьев на стапелях, зашипели в воде всплывшие салазки. С носа яхты бултыхнулся в воду якорь, с двух сторон спешили шлюпки, заводили буксиры, тянули судно к достроечной пристани. После по сложившейся традиции на палубе яхты праздновали успешный спуск и подъем флага.
Поход к океану Петр желал совершить на новом фрегате, построенном в Голландии. Прибытие этого судна задерживалось, а нетерпеливая натура жаждала моря. Царь отправился на «Святом Петре» к Соловецким островам. Море словно ждало случая испытать новоявленного морехода. Три дня разбушевавшаяся стихия кидала судно по вспененным гребням волн, трещали переборки, рвались в клочья паруса, крушило мачты.
Красочно описал эту панораму летописец: «...но как зашли за морскую губу, Унскими рогами называемую, тогда нечаянно восстал ветер сильной и при-крутной, от которого причинилась буря великая в мо-[