Флаг миноносца
Шрифт:
Генерал тронул лошадь:
— Поезжай! На обратном пути захватишь вот этих медиков, — он указал на тёмные фигуры, стоящие на краю дороги, — машина у них отказала. До утра не починить.
К приезду Сомина в полковые тылы могила была уже вырыта, так как Яновский заблаговременно отдал приказание по радио Ропаку. В лесу под его командованием оставалось человек сорок — шофёры боепитания, слесари, бойцы, обслуживающие продсклад, зарядную станцию, камбуз.
Мертвенно-голубой свет падал узкими лучами из затемнённых фар, освещая могилу и людей, выстроившихся рядом. На левом фланге стояла Людмила с карабином у ноги.
Сомин подал команду. Прогремели прощальные залпы. Комья
— Зайдёшь утром. Я дам чертёжик. Надо вырезать из гильзы большой якорь со звездой.
Попрощавшись с Ропаком, Сомин устало опустился на сиденье машины. К дверке кабины подошла Людмила.
— Как там? — спросила она.
— Сама видишь — трудно, открытая местность.
— А я здесь сижу, как крольчиха, когда люди воюют! Возьми меня, Володька…
Сомин махнул рукой:
— Ты все такая же — ни дисциплины, ни порядка. А кто здесь будет сидеть на рации?
— Так нас же двое! Я и Нурьев лопоухий. Ничего ему не сделается — один подежурит.
— Нельзя. Будь здорова, Люда.
Не успела машина тронуться, как Людмила ухватилась за задний борт. Куркин услужливо втащил её в кузов.
— Вот так-то лучше! — проворчала Людмила.
— Лейтенант же запретил тебя брать! — недовольно проговорил Писарчук. — Будет и тебе и нам.
— Молчи, тюфяк! Испугалась я твоего лейтенанта. Повесили две звёздочки — загордился!
Она уселась спиной к кабине, очень довольная своей находчивостью.
У выезда с просёлка на шоссе все ещё стояли рядом со своей машиной медики, о которых говорил генерал. Сомин велел шофёру затормозить.
— Это вас приказал захватить Поливанов?
— Нас, нас! — затарахтела коротенькая толстушка. Лица её в темноте не было видно, но Сомин решил, что она — круглолицая и курносая.
— Долго же вы ездили, — продолжала толстушка, — можно съездить на тот свет и обратно.
Она, конечно, не могла знать, что Сомин только что похоронил товарищей. Безобидная шутка разозлила его. Он грубо оборвал девушку:
— Хватит болтать! Полезайте в кузов!
— Болтать! Полезайте! — передразнила она. — Вы бы доктору место уступили в кабине, как женщине хотя бы…
Сомин молча вылез из кабины и, обойдя машину спереди, помог толстушке взобраться в кузов. В кабину кто-то сел. Сомин тоже влез наверх, и они поехали.
— Постой! — воскликнул Сомин. — Вас же было двое! Одна в кабине, а почему здесь опять двое?
Людмила не могла удержаться от смеха. Он немедленно узнал её по голосу.
— Ну, это уже черт знает что! Нашла время дурачиться! — Ударом кулака по кабине Сомин остановил машину. — Вылезай! Пойдёшь назад пешком!
Сначала она попыталась спорить, потом вдруг смирилась.
— Прости, Володя. Я сейчас слезу, — она выскочила из кузова.
Произошла секундная задержка. Хлопнула дверца кабины, и машина покатилась, подпрыгивая на рытвинах. Ехали не быстро, так как теперь тьма была такая, что только фронтовой шофёр особым непостижимым чутьём, свойственным этим людям, мог разбирать дорогу. Проехали Крымскую. Вдали временами вспыхивали отблески стреляющих орудий. Машина поравнялась с глинобитным сараем, белевшим во мраке, и остановилась. Сомин знал, что здесь находится ПМП — передовой медицинский пункт. Женщина, сидевшая в кабине, вышла. Выпрыгнула из кузова толстушка. Сомин не стал пересаживаться в кабину, так как до огневых позиций полка оставалось не более километра. Шофёр сворачивал самокрутку, чтобы затянуться разочка два. Он знал, что на передовой курить ему не придётся. Женщины тем временем отошли уже довольно далеко. Из
— Эй, сердитый лейтенант! Как тебя звать-то? Может, придётся встретиться.
Машинально Сомин назвал свою фамилию.
Скоро доехали до полкового КП. Надо было доложить Яновскому о выполнении печального поручения. В кабине оставалась полевая сумка. Сомин открыл дверку, чтобы взять её, и увидел, что рядом с шофёром сидит женщина.
— Не сердись, Володя, — сказала она, — я сама доложу кому хочешь, что приехала самовольно.
— Людмила! Как ты сюда попала? Черт, а не девка! — Он накинулся на шофёра: — Вы что, дурачить меня вздумали!
Тот был искренне удивлён:
— Она же сказала, что вы послали её в кабину. Так притиснули меня вдвоём, что насилу управлял. Хорошо, что обе бабы не дуже толстые!
Сомин плюнул и пошёл на командный пункт.
4. ФРОНТОВОЙ ВРАЧ
Старший лейтенант медслужбы Шарапова вытерла руки куском марли и присела на завалинку, прислонившись к горячей стене. Труднее всего было переносить жару. За месяц, проведённый на передовом медицинском пункте дивизии, доктор Шарапова привыкла к близким разрывам снарядов и к вою пикирующих бомбардировщиков. Работать, не отходя от стола по многу часов подряд, ей приходилось и раньше, но жара казалась невыносимой. Начальник медпункта доктор Степанов работал в одном халате, надетом прямо на тучное тело. Этот тяжело отдувающийся толстяк с большими волосатыми руками и лицом пирата встретил Шарапову не очень любезно, когда попутная машина привезла её среди ночи. Он даже не поздоровался, только искоса взглянул, свирепо сдвинув брови, под которыми прятались такие чёрные глаза, что зрачок невозможно было отличить от радужной оболочки.
— Сколько вам лет? — он скомкал направление Марины и, не читая, сунул его в карман халата.
— Двадцать один, — ответила она, зная, что сейчас последуют удивлённые восклицания. Чтобы предупредить их, она тут же добавила: — Я выпущена досрочно, с четвёртого курса, но мне пришлось поработать в больницах ещё до выпуска, и вот теперь — в армейском госпитале.
— Черт знает что! Присылают девчонок! Здесь не институт благородных девиц, а фронт! — закричал он.
Так началось это знакомство. Скоро Степанов убедился в том, что ему прислали неплохую помощницу. Она обрабатывала всех легко раненных и уверенно ассистировала во время операций. Недели две спустя, после того как оба они всю ночь провели за работой, Степанов заявил:
— Из вас все-таки получится врач, если не убьют до этого, разумеется.
Марина улыбнулась. Толстые губы Степанова, окружённые со всех сторон густой щетиной, тоже изобразили подобие улыбки. С этого момента они стали друзьями, хотя Степанов вовсе не перестал орать на неё по всякому поводу и без повода.
Сейчас, сидя на завалинке в тени, Марина пыталась вспомнить, что произошло с тех пор, как её по собственной просьбе откомандировали на передовой медицинский пункт стрелковой дивизии. Но сколько она ни напрягала память, ей представлялось одно и то же: волосатые руки Степанова, которые неустанно зашивали, бинтовали, извлекали осколки, накладывали гипсовые повязки. Только об одном странном впечатлении, не имевшем отношения к работе, Марина не могла забыть. В ту ночь, когда она приехала, ей послышалось, будто офицер, который привёз их, назвал фамилию: Сомин. Она пыталась уверить себя, что ей почудилось это. Неужели же эта встреча, желанная, долгожданная встреча, уже прошла, как проходит встречный поезд? Неужели же это действительно был Володя, и она не успела сказать ему ни слова?