Флаг на грот-мачте
Шрифт:
– Кондухтор, жаба, прогнал, - зачастил он, не переводя дух.
– Не менее батальона будет. Все юнкера. Рожи-то барские кривят... Велено быть при машине... Штабс-капитан ихний неотлучно на мостике. Часовых везде понатыкали. Слух такой, что и верно, в Усть-Пинегу идем. Орудия-то расчехлили уже... Полевые пушки на ют закатили...
– Ой беда, братцы, - застонал кочегар Митрий.
– Юнкера ведь! Не пожалеют, побьют усех. И баб, и малых детушек...
Над колосниками уже бушевало злое пламя. Кочегары работали у открытых топок, озаряемые его неверным светом. Указатели манометров медленно сдвинулись и поползли по циферблатам.
Зазвенел машинный телеграф. Стрелка его качнулась и встала на отметке: "Вперед. Самый малый". В раструбе переговорного устройства раздался голос капитана:
– Вы готовы, Василий Степанович? Отходим. Вперед помалу...
Федоров нагнулся к трубе и ответил:
– Есть самый малый!
Федоров повернул ручку телеграфа, включил движение. Двинулись тяжелые шатуны, медленно тронулся коленчатый вал, и пошла чавкать машина. Дрогнул тяжелый корпус. Через толстые борта слышно было, как плеснула снаружи вода.
– Пошли! Мать честная!
– выдохнул Прошка. Вавула вдруг с грохотом бросил лопату на стальной настил палубы.
– Нет, не могу я, братцы!
– закричал он.
– Что хотите делайте, не могу! Ведь своим погибель несем...
И он ничком бросился на черную кучу угля посреди кочегарки.
– Да что же это? Господи!
– запричитал Митрий.
– Матерь пресвятая богородица, спаси и помилуй!
– Прекратить!
– вдруг раздался рядом твердый голос.
– Сейчас же прекратите истерику! Как вам не стыдно?
Вавула поднял голову и стал угрожающе подниматься. Рядом с ним стоял Федоров. Даже в тусклом свете электрических ламп было видно, что он неестественно бледен.
– Встать!
– крикнул Федоров.
– По местам стоять! Слушать мою команду!
Вся машинная команда стояла "во фрунт" и ела глазами своего командира. На лицах у них ясно читалась надежда.
– Через полтора часа, когда войдем в узкость, мы должны взорвать котлы... Другого выхода нет, - сказал Федоров.
– А сейчас выполнять каждую мою команду!
И все пошло своим чередом. Лязгали, время от времени открываясь, дверцы топок, с шуршанием слетал с лопат уголь. Едва слышно булькала волна за бортами, да чуть покачивалась вода в водомерных стеклах котла.
Через час Федоров вынул из кармана часы, щелкнул крышкой и сказал:
– Пора! Иван, возьми разводной ключ...
В это мгновение моторист Прошка вдруг замер, уставившись на трап, и предупреждающе прошептал:
– Офицер!
На нижней ступеньке трапа стоял щеголеватый лейтенант в черном кителе с золотыми пуговицами. В руке у него тускло блестела вороненая сталь револьвера.
– Спокойно, ребята, - сказал лейтенант и угрожающе повел стволом. Делайте свое дело.
Вавула вроде бы нехотя потянулся за ломом, Прошка не торопясь начал обходить трап, подбираясь лейтенанту за спину.
– Отставить!
– сказал лейтенант.
– Стреляю без предупреждения!
Вавула выпрямился, оставив лом лежать на угольной куче. Прошка вернулся на место. Офицер внимательно смотрел на них, молчал и не двигался. Потом он вдруг сказал:
– Товарищи! Я здесь по заданию подпольного комитета большевиков... Нельзя мне раскрываться, но выхода нет... Отход назначили неожиданно, и я не успел никого предупредить... Вы знаете, куда и зачем мы идем. Нельзя допустить, чтобы пролилась кровь мирных людей. Нельзя, чтобы английские пушки расстреливали женщин и детей! Помогите мне, товарищи! Корабль нужно взорвать. Красная Армия близко! Вы только помогите мне. Здесь до берега рукой подать... А я сделаю что надо...
– Мил человек!
– сказал Вавула, шумно вздохнув, - а мы тут было сами наладились котлы рвать. Вон наш Степанович уже распорядился...
И все зашевелились, задвигались, по очереди подходили к лейтенанту. Кто руку жал, кто хлопал по плечу.
– Иван, бери ключ, лезь наверх, затягивай до упора, - сказал снова Федоров.
Через десять минут предохранительные клапаны были поджаты. Вавула и Митрич закидывали в топки последние лопаты угля.
– Теперь надо незаметно выбраться на палубу и прыгать в воду. Если задержат, говорите, что я послал брашпиль ремонтировать...
– сказал механик.
– А ты, Степаныч?
– спросил Вавула.
– А мы с товарищем большевиком дождемся, пока вы уйдете, перекроем стопорный клапан донки и тоже... Давай прощаться, братцы! Мало ли что. Не поминайте лихом.
– Выбирайтесь через угольный трюм, там часовых нет, - сказал офицер.
Все по очереди подходили к Федорову, обнимали его и молча исчезали за низкой дверью угольного трюма, кивнув лейтенанту.
Лейтенант и механик остались одни. Лейтенант поднялся по трапу и слушал, что делается на палубе, прислонив к двери ухо. Прошло несколько томительных минут. Лейтенант спустился в машину.
– Тихо, - сказал он.
– Похоже, все благополучно.
Федоров поколдовал с круглыми баранками вентилей.
– Вот и все, - сказал он тихо.
– Минут через десять будет взрыв. Идите и вы, лейтенант.
– Я с вами, - сказал офицер.
– Мне еще одно дело непременно нужно сделать, - сказал Федоров.
– Я должен предупредить команду. На палубе сотни людей, многие могут погибнуть...
И он подошел к переговорной трубке.
– Что вы делаете?
– закричал лейтенант.
– Разве это люди? Это же каратели. Враги народные... Вы же все испортите! Остановитесь!
– Для вас они враги, а для меня люди... А сорок матросов? Идите. Я должен это...
– сказал Федоров.
– Идите, я подожду... Торопитесь, время уходит.
– А если они ворвутся в машину?
– спросил лейтенант.
– Не успеют, - сказал механик.
– На всякий случай нужно задраить двери. Идите, я успею это сделать.
– Эти спасенные вами юнкера вернутся в город, пересядут на другой корабль и снова отправятся убивать...
– Я иначе не могу, - упрямо ответил механик.
– Идите же!