Флаги на ветру
Шрифт:
Джигме почувствовал, как к нему сзади кто-то подошел.
– Это не будет продолжаться, - с холодной решимостью в голосе сказала доктор О'Нейл, и от ее обещания по коже Джигме побежали мурашки.
– Аум ваджра сатва, - вновь, и вновь повторял он мантру, пока Алмазный павильон не превратился в пепелище. А по саду, казалось, прошел смерч, не оставив ничего, кроме рытвин и валежника.
Уходя из разоренного сада, Джигме увидел^яркое пятно над изувеченным просцениумом театра под открытым небом.
Это был молодой государственный
– !юрк шлет депеши одну восторженнее другой. Ей известно, что от любви народа к Ринпоче ничего не осталось, а скоро лопнет и терпение.
У себя в лха-кханге мисс Тайсуке украшала рождественскую елку. G ветвей вечнозеленого растения свисали маленье кие подсвеченные Будды с белыми бородами, в традиционных красных нарядах. На макушке дерева фигурка пляшущей Кали держала по черепу в каждой руке.
– И что же нам делать?
– спросил Джигме.
– Любой ценой предотвратить переворот. Если инкарнация будет свергнут или объявлен сумасшедшим, санги, как раз под предлогом его возвращения на трон, нападут на нас. А общество наше окажется разделенным - и тогда ему ни за что не победить.
– Разве доктор О'Нейл этого не понимает?
– Джигме, доктор О'Нейл хочет войны. Верит, что мы победим при любых обстоятельствах.
Джигме подумал о том, что собой представляет межзвездная война: по беззащитным планетам ударит огромная энергия современного оружия. Десятки миллиардов погибших. Если победа, то пиррова.
– Надо встретиться с Гьялпо Ринпоче, - сказал он.
– Необходимо его убедить.
– С ним говорил государственный оракул, и чем это кончилось?
– Но если вы, премьер-министр?..
Тайсуке подняла полные слез глаза:
– Я уже пыталась, но ему и дела нет ни до чего, кроме оргий, дебошей и этой машины для наказаний. Ни о чем другом он и говорить не желает.
На это Джигме нечего было сказать. У него тоже наворачивались слезы. Ну и картинка, подумалось ему, - два плачущих государственных деятеля в канун Рождества. Наверное, более жалкого зрелища и представить себе невозможно.
– Он вносит в конструкцию все новые усовершенствования. Например, узел для продления и сохранения жизни. Представляешь, машина сможет пытать человека всю его жизнь!
– Она сокрушенно покачала головой и вытерла глаза дрожащими пальцами.
– Может, и права доктор О'Нейл. Насчет того, что необходимо сместить инкарнацию.
– Ни в коем случае, - твердо возразил Джигме.
– Премьер-министр!
– в своем углу зашевелилась Громомечущая свинья, - Гьялпо Ринпоче сделал своему народу объявление. К наступлению Нового Года короткий путь будет пройден до конца.
Тайсуке промокнула глаза парчовым рукавом:
– И это все?
– Да, премьер-министр. Она посмотрела на Джигме:
– И как это понимать?
– Мы не должны терять надежды, мой дорогой премьер.
– Да, - сжала она его кисть.
–
На Горящем холме стоял под хлопающими молитвенными флагами Алмазный павильон, вернее, его макет в четверть натуральной величины, собранный из деревянных решеток. В стенах этой постройки, у трона инкарнации, собрался кабинет министров. Гьялпо Ринпоче решил любоваться пожаром с одной из платформ.
Из его присных в помещении находился только Кьетсанг Кунлегс, он скалил в ухмылке огромные желтые зубы. Остальные развлекались в городе. Перед макетом Алмазного павильона стояла пыточная машина, полый овоид в два человеческих роста длиной; он был обтянут сверкающей металлизированной тканью и наполнен загадочными аппаратами,
Министры перебирали свои четки, и в ночи поднимался «Конь воздуха». Одетый в хата Гьялпо Ринпоче поднял погремушку из двух человеческих черепов. Затряс, и из барат бана в барабан поскакала бусина. Несколько долгих минут холодные зеленые глаза смотрели на погремушку.
– Рад вас приветствовать на моем первом юбилее, - произнес он вдруг.
Остальные загомонили в ответ. Погремушка гремела. В павильон задувал студеный ветер. Инкарнация одного за другим оглядывал министров и каждому дарил жестокую, двусмысленную улыбку.
– Сегодня, в годовщину моего восхождения на престол и вступления на краткий путь, я желаю чествовать женщину, которая сделала это возможным.
– Он протянул руку: - Доктор О'Нейл, министр науки, которую я считаю своей матерью. Мать, прошу взойти сюда и сесть на почетное место.
Доктор, окаменев лицом, покинула свое место и пошла к трону. И простерлась ниц, высунув язык. Драгоценный король сошел с платформы, взял ее за руку, помог встать. И усадил на платформу, на свое собственное место.
Из его туловища выросла еще пара рук; пока настоящая рука трясла погремушку, остальные проделали длинную череду мудр. Джигме легко узнал их: изумление, восхищение, ограждение от зла.
– В этой инкарнации первое, что я запомнил, - это огонь. Огонь, пылавший во мне, жгучее желание разломать стеклянную утробу и начать жизнь, не дожидаясь зрелости. Пламя это поднимало во мне похоть и ненависть, а ведь я тогда даже не знал; кого мне можно вожделеть или ненавидеть. А когда огонь стал невыносим, я Открыл глаза - и вижу свою мать, доктора О'Нейл! Она смотрела на меня, и на лице ее было счастье.
Появилась еще пара рук. Инкарнация оглянулся на доктора О'Нейл; она застыла под его взглядом, как мышь перёд ядовитой змеей. Инкарнация повернулся к другим. Ветер трепал хата на его шее.
– Но с чего бы мне гореть?
– спросил он.
– О прежних инкарнациях я помню далеко не все, но знаю, что раньше подобного жжения никогда не испытывал. Что-то разладилось во мне и подтолкнуло меня к короткому пути. Наверное, можно достичь просветления, прыгнув в огонь. Да и в любом случае выбора у меня не было.