Флер Д’Оранж: Сердце Замка
Шрифт:
Это был смешанный лес, в котором росли и хвойные деревья, и лиственные (к примеру, дубы). Я помнила это еще из школьного учебника. Деревья окружали дорогу с обеих сторон и просветы между ними были скрыты далекой темнотой, несмотря на то, что стояло ясное солнечное утро. Под деревьями толстый слой мха и опавших листьев создали что-то вроде мягкой подушки, но почему-то ни за что на свете я не решилась бы туда ступить. Может быть потому, что, как городская жительница, я инстинктивно боялась леса. Леса, как таинственной загадки, которую я ни за что не решусь разгадать.
Я не сбилась с дороги. Вскоре на моем пути стали попадаться литые фонари и отделанные под старину указатели, на которых на нескольких языках было написано, что эта дорога ведет к замку, к краеведческому музею-заповеднику, являющемуся памятником архитектуры, относящемуся к 12–14 векам. Так как мне навстречу не попадалось больше ни домиков, ни гостиниц, я поняла, что уже вышла за границы самого N и двигаюсь к поселку возле каньона, который расположен сразу за замком, и что граница между этими двумя местечками является чисто символической. На дороге не было машин, и стало понятно, что я интуитивно вышла на пешеходный маршрут, и что машины с автобусами – призраки современной разросшейся цивилизации, ездят по другой дороге. Я наслаждалась прогулкой, опьяняясь чувством той мимолетной, светлой радости, которая не посещала мою душу множество долгих месяцев. Я словно вырвалась из оков, воспарила над этим лесом и, свободная, летела к пределу могущества человеческих сил и разума. Мою душу наполняло чувство удивительной, всеобъемлющей свободы, я ощущала себя очень сильной, словно действительно способна была двигать горы и совершать невозможное, как волшебные исполины из детских сказок. Призраки из моего прошлого остались далеко позади, равно как и то убожество, в котором я жила долгие годы. Глядя на величие видневшихся впереди стен, я удивлялась тем мелким страстям, которые, как черви, грызли когда-то мой мозг, а теперь не имеют никакого значения. Наверное, в то утро я чувствовала себя как птица, вырвавшаяся из клетки. Птица, сумевшая расправить свои уставшие смятые крылья и разглядеть чистое лазоревое небо высоко над собой.
Вскоре асфальтовое покрытие перешло в булыжники, я увидела несколько изящных решеток, ограждавших проход, и ступила на территорию замка. Миновав калитку с табличкой, на которой было написано то же, что и на указателях, я оказалась на небольшом подворье. Увы, это были не средневековые булыжники, а вполне современная плитка, которой была покрыта территория, где находились службы заповедника. Справа – двухэтажный корпус административного здания, путь к которому снова преграждала решетка с калиткой. На калитке висела табличка «посторонним вход запрещен». Слева были кассы, магазинчик в виде средневековой постройки, в котором продавались сувениры, экскурсионное бюро, туалеты, камера хранения, кафе, автобусные кассы и все остальное, что есть в любом музее мира, особенно если этот музей – огромный замок. Только за этой площадкой начиналась дорога, вымощенная настоящим, средневековым булыжником, камнем с выщерблинами и потертостями. Настоящим камнем замка, который сохранялся неизменным на протяжении многих веков.
К моему огромному удивлению, я увидела, что на своеобразном туристическом подворье находится очень много людей. А в отдалении разглядела даже стоянку для машин и автобусов. Я пошла к кассам, чтобы купить билет. Мне пришлось стоять в очереди. Лето – разгар туристического сезона. Я подождала пока целая группа любопытствующих в стандартных шортах, кепках, с фотоаппаратами на шее и бутылками пива иди минералки в руках получит свои билеты. Потом долго объясняла пожилой кассирше, что я хотела бы осмотреть замок в одиночестве, не примыкая ни к какой экскурсии. Кассирша недоумевала: все хотят быть в составе экскурсионной группы, послушать рассказ экскурсовода, чтобы не заблудиться, не потеряться и не отстать от всех. Тем более, что полные группы экскурсий отправляются каждый пять минут. Но я с трудом убедила старушку, что мне не свойственно стадное чувство, и едва не ляпнула, что мой поход в замок преследует совершенно другие цели.
– Тогда вы, наверное, историк. Вам не нужна экскурсия, если вы и так все знаете! – безапелляционно заявила старушка, все-таки продав мне одиночный билет.
Я улыбнулась и не стала ее разубеждать. Она бы все равно ничего не поняла. А то, что в школьном аттестате у меня была по истории тройка, не касалось никого, кроме меня. История… Наша преподавательница в институте любила повторять, что историю пишут для учебников, а не для людей. «Настоящая история, истинная связь времен», – говорила она, – «это то, что с первого взгляда остается в сердце». Тогда я не понимала ее слов и не думала о том, что однажды наступит день, когда застывшая музыка вечности останется в моем сердце.
Я миновала узкую дорогу (очевидно, раньше это был подвесной мост через ров, демонтированный в процессе реставрации) и остановилась, как вкопанная, высоко запрокинув голову. Он был прямо передо мной. Он был напротив меня. Замок. Огромный замок из прочного темного камня.
Я смотрела вверх. Спереди можно было видеть шпили только двух башен. Огромные, круглые, с острыми разрезами узких бойниц, застывшие башни напоминали немых стражей. Мне казалось, что это великаны, мановением руки злого волшебника превращенные в камень. Но однажды может наступить день, когда они сбросят каменные оковы и предстанут на свет в своей первозданной красе.
Замок был огромен. Он был воинственен и суров. Человек казался рядом с ним только крошечной пылинкой. Мое сердце защемило от удивительной суровой красоты, вливающейся в душу и кровь, суровой и жестокой красоты, от которой (я знала это) мне не найти спасения. Потому, что этот замок словно стал частью меня, я почти сроднилась с ним. Мне казалось (пусть звучит нелепо и странно), что этот гордый, величественный исполин ранен и просит моей защиты и помощи.
Я подошла совсем близко к стене и прикоснулась рукой к камню. Кто сказал, что камни застывшие и холодные? Он был шершавым и теплым, и пористым, и немного покрытым мхом, и своими морщинами напоминал человека. Я подумала о том, что камни действительно напоминают людей, все понимающих и способных видеть людей, по чьей-то злой воле лишенных речи. Что рассказали бы эти камни, если бы они умели говорить? Что рассказали бы о первобытном ужасе перед лицом неистовой злобы врага… О рое жалящих смертоносных стрел… О кипящих реках смолы… О падающих телах защитников цитадели и ужасе в глазах детей, которые прижимаются к камням этого города в поисках защиты от чудовищной ярости войны, бушующей за этими прочными стенами… Что рассказали бы они о мужестве тех, кто их отстоял… О не спящих стрелках в круглых воронках высоких башен, готовых грудью встретить свою смерть… Это была бы печальная бесконечная песнь величественной цитадели, способной выдержать натиск врагов и времени.
Я отступила назад, прикрывая рукой глаза от бьющего в них солнца. Твердыня. Именно так. Это слово возникло внезапно, объясняя мои мысли. Неприступная твердыня, способная выстоять в смерти, в огне и… Способная ли выстоять? Внезапно мою душу захлестнула волна боли и унижения, словно на какое-то неуловимое мгновение я стала одним из камней. Неужели я допущу, чтобы этому мужеству веков пришел конец? Чтобы памятник величию людей был уничтожен покровом какой-то постыдной тайны? Чтобы мужество этой земли уничтожилось вновь пришедшим злом, более страшным, чем орды осаждающих замок варваров? Кто знает, может мои дальние предки были в числе тех, кто ценой последней капли своей крови позволил твердыне устоять на этой земле? Так неужели я, потомок тех, кто боролся до конца, отдам на поругание память своих предков? Внезапно мне стало страшно… Я чувствовала себя так, словно стою одна против несметного полчища врагов… Кто сказал, что война всегда была мужским делом? Чушь! Теперь она пришла ко мне, эта война, она упала на мои плечи человеческими жизнями и невидимым проклятием поселка. И я не отступлю перед этим врагом, кто бы ни скрывался там, в темноте. Не отступлю, пусть даже мне придется отдать последнюю каплю своей крови!
Я прикоснулась рукой к камню, а мне казалось, что я прикоснулась к частичке мужества моих предков, и эта частичка перешла в меня. Ее хватило, чтобы сделать меня сильной. Очень сильной. Как воин твердыни. Я распрямила плечи, гордо подняла голову и шагнула вперед, в узкую арку прохода в замок, прямо под острыми подвесными воротами, которые теперь были надежно прикреплены к стене. Я шла между этих стен, чувствуя лишь тихую печаль, какую-то смутную грусть. Мужество осталось в моей душе, мужество было со мной, но там же была и печаль. Мне казалось, что эти стены словно мои обиженные друзья, которые нуждаются в помощи. Я провела рукой по выбоинам в каменной кладке, снова коснулась стен. Они устояли против полчищ врага и вот теперь, побежденные, печально смотрят мне вслед серыми проломами, словно живыми ранами…
Внезапно я вспомнила о человеке, любившем этот замок намного сильней, чем полюбила его я. Человека, чья жизнь неразрывно была связанна с этими серыми стенами. Виктора Алексеева, который вложил в замок частицу своей души. Да что частицу – огромную часть, он словно сросся живьем с этими стенами! Теперь я понимала слова автора письма о том, что даже предположить, что Виктор Алексеев бросил свой замок, было абсурдом! Он не мог его бросить! И не бросил его. Никогда. Я по настоящему поняла это.