Флёр
Шрифт:
— Граф Карев, похоже, знаком здесь со всеми. — Он слегка унял шаг своего мерина и продолжал: — Несколько дней назад вы уверяли меня, что у вас с ним поверхностное знакомство, а сейчас я вижу, что он завязал чуть ли не интимные отношения с леди Маркбай.
Флер вспыхнула.
— А моя тетушка Венера разъезжает в карете с мистером Полоцким, дядя Фредерик обедает с бароном Брунновым. Боже, мне нужно напомнить членам своей семьи, чтобы они не забывали попросить у вас разрешения, когда им вздумается завязать дружбу с человеком русского происхождения!
Джером от досады кусал губы.
— Прошу меня извинить, — тихо произнес он. — Я был дерзок с вами. — Флер не стала заострять на этом внимание. Через минуту он продолжал, но без прежней самоуверенности: — Я забочусь о вашем благополучии и хотел только вас предостеречь. В своей стране Карев пользуется отнюдь не безупречной репутацией…
— Вам лучше позаботиться о себе самом. Граф Карев — друг моего отца, — сухо ответила Флер, пришпоривая Оберона. — Ну, теперь наконец перейдем на галоп!
Оберон был только рад этому и ринулся вперед, он пролетел всего несколько ярдов, но охватившее его возбуждение тут же передалось остальным лошадям. Все они резво помчались по открытой местности. Флер, бросив взгляд на мисс Кавендиш и убедившись, что с ней все в порядке, еще больше отпустила поводья.
Широкий луг, бешеный стук копыт еще больше раззадоривали лошадей, и они начали скачку, стараясь обогнать друг друга. Лорд Джеймс Пэджет кричал: «Го-го-го!» — и ему вторили мистер Чигвелл из Английского банка, господа Родинг и Ньюбери из семнадцатого уланского полка. Их возгласы были похожи на заливистый лай гончих.
— Вперед, мисс Гамильтон! — крикнул Пэджет, глядя на нее с улыбкой. — Ну-ка, покажите им всем, на что вы способны. Сейчас мы устроим настоящую охоту!
Флер знала, что у капитана Джерома связаны руки из-за его безупречных манер. Поэтому он ни за что не оставит одну мисс Кавендиш, чья спокойная лошадь не годилась для сумасшедшей гонки. Улыбнувшись, Флер, довольная, наклонилась к Оберону и что-то прошептала ему на ухо. Тот начал набирать мощными рывками скорость, словно паровоз, и быстро пронес ее мимо джентльменов к передней линии. Оберон был крупным, быстроногим мерином, к тому же вес седока не тяготил его. Вырвавшись вперед, он помчался с такой скоростью, что захватывало дух, а прочим оставалось лишь с завистью глядеть им вслед.
Упоение скоростью охватило Флер, вытеснив из головы все остальное. Она видела перед собой только торчащие уши лошади, расплывшуюся в неразличим мое пятно землю внизу. Губы ее раскрылись, чтобы пить воздух, хлеставший, словно кнутом ее лицо, а глухие удары копыт о зеленый дерн отзывались точно такими же ударами у нее в крови. Лошадь, переходящая на галоп, — что еще могло так возбуждать, так будоражить, так волновать? Сковывающие ее тело обручи лопались один за другим — пропали, остались позади недели, проведенные в чопорных гостиных и столовых, постоянные хлопоты о нарядах, размеренные прогулки верхом по Гайд-парку. Флер чувствовала, что вот-вот полетит сама. От счастья она даже не заметила, как с головы у нее слетела шляпка, покатившись по зеленой траве.
Впереди показались деревья молодого леса, и Оберон, слегка изменив курс, побежал по обочине. Вдруг он, пригнув уши, услыхал громовой стук догонявшей его лошади. Флер заметила расплывчатую фигуру. Это, конечно, был он. Граф скакал рядом на своей чубарой. Какая это была гонка! Они мчались все быстрее и быстрее! Оберон немного прибавил скорость, но его энтузиазм вдруг спал, и он начал сдавать. Серая лошадь Карева шла рядом, не уступая, а Оберон постепенно замедлял бег, пока вовсе не перешел на скорый шаг.
Карев посмотрел Флер в глаза и одобрительно улыбнулся.
— У вас отличная лошадь, прекрасно скачет! Не нужно ее загонять — у нас еще будет возможность для галопа.
Позволив Оберону перейти на рысцу, потом на шаг, Флер опустила поводья. Он фыркнул, пару раз чихнул и наконец с видимым удовольствием вытянул шею. Оглянувшись, она увидела за спиной остальных. Все они еще шли легким галопом. Поднеся руку к голове, она почувствовала, что на ней нет шляпки.
— Не беспокойтесь, — сказал граф, — я видел, где она упала. На обратном пути мы найдем ее.
Первым к ним подъехал Пэджет.
— Ну, мисс Гамильтон, вы поддали жару, смею вам заметить! Отлично!
— Оберону очень хотелось как следует пробежаться, он давно застоялся.
Джеймс потрепал свою лошадь за холку.
— Да, мой бедный Самсон уже сдает, — с горечью в голосе добавил он. — Он мой старый друг, и мне доставляет гораздо больше удовольствия скакать на нем, а не на молодой лошади. Вы знаете, как он волнуется, как переживает, когда видит, как я выхожу, оставляя его одного в конюшне! Должен сказать вам, граф Карев, у вас отличная лошадь. Вы, несомненно, обогнали бы нас всех, если бы только дали ей волю.
— Нет, нет, — с серьезным видом ответил Карев. — Как вам могла прийти в голову такая мысль. Мисс Гамильтон честно выиграла гонку.
— Да, разумеется, — спохватился Пэджет. — Мисс Гамильтон всегда выигрывает. Когда я впервые увидел ее, она сразила меня одним взглядом. Я очутился на полу!
— Но сегодня, — твердо возразила Флер, — я не выиграла гонку, потому что не думала об этом. Я просто наслаждалась скачкой и о вас всех позабыла.
— Ах, как вы жестоки! — рассмеялся Пэджет, поглядывая на Карева и ища у него поддержку. — Как она топчет слабых! Она знает, что я готов за нее умереть!
— Красота всегда жестока, — с серьезным видом ответил Карев. Все поэты еще в далеком прошлом это отмечали.
К ним подъехали остальные участники пикника, весело о чем-то беседуя. Флер к ним не прислушивалась. Она была поражена, озадачена. Почему это Пэджет позволял себе обращаться к графу так, словно он принадлежал к более старшему поколению, чем они все, словно он согласился сопровождать на прогулку этих резвящихся юнцов.
Сэр Фредерик подъехал к Росяному пруду, когда гости облюбовывали для себя места, чтобы начать пикник, и слуги расстелили скатерти в тени серебристых берез. В его фаэтоне, запряженном парой лошадей, сэра Ранульфа не оказалось.