Флэш без козырей
Шрифт:
VIII
Чем больше мы приближались к Новому Орлеану, тем худшими представлялись мои перспективы тихонько смыться, и к тому времени, как мы бросили якорь на большой излучине Миссисипи, неподалеку от дамбы с Домом Таможни, я был порядочно озабочен. Не имея никакого груза для передачи на берег, кроме меня, бриг стоял далеко от берега, почти на середине реки, так что о том, чтобы незаметно проскользнуть по трапу на пирс, нечего было и думать. Мы подошли к рейду ночью, наблюдая всю панораму мерцающих огней, раскинувшихся по обоим берегам, с Алжирским кварталом с левого борта и Французским — с правого, но на меня все это не произвело особого впечатления. Утром Фэйрбразер
У меня уже появилась хорошая идея о том, что мне делать, когда я окажусь на свободе, так что я занялся приготовлениями. Прежде всего, я перебрал свои вещи, которые не одевал с тех самых пор, как ступил на палубу «Бэллиол Колледжа», — они так и валялись в моем чемодане. Там был отличный сюртук от Грегга с Бонд-стрит из тонкого сукна цвета сливы, сейчас изрядно помятый. Я одолжил утюг у стюарда, вежливо отклонив его предложение помощи, и, поработав в одиночестве в своей каюте, через некоторое время привел его в порядок. У меня было две пары приличных брюк, отличные ботинки от Тодда, классный серый с вышивкой жилет, несколько еще весьма сносных рубашек и прекрасный шейный платок из черного китайского шелка. Таков был мой гардероб; по крайней мере, сюртук и шейный платок вполне подходили для дела, которое я задумал.
Остальные мои ценности состояли из булавки с рубином и старомодной цепочки из золота и серебра с брелоками, которая принадлежала моему деду Пэджету. Эти побрякушки могли потянуть на порядочную сумму, но я думал, что до этого не дойдет, так как я предполагал найти им более полезное применение. Что до остального, то я располагал одиннадцатью золотыми соверенами, которых должно было мне хватить по крайней мере на первое время.
Покончив с этими приготовлениями, я бережно запаковал все в свой чемодан и на следующее утро, когда Фэйрбразер повез меня на берег, захватил его с собой. Поскольку мне предстояло остаться в городе и быть представленным соответствующим властям, то было естественным, что мой чемодан также оказался в шлюпке вместе со мной.
Четверо гребцов повезли нас в Алжирский квартал, Фэйрбразер потел в полной парадной форме, и чем больше приближался берег, тем бодрее становился я. Дамба и набережная положительно кишели людьми, лес мачт торчал над берегом, маленькие лодки сновали туда и сюда, полуголые негры суетились на пирсах, перетаскивая груз на берег, народ сновал во всех направлениях, маленькие негритята визжа носились между кнехтами, сквозь весь этот шум доносились голоса судовых офицеров и грузовладельцев — оживленная беспорядочная толпа из тысяч занятых людей, то есть именно то, что мне и было нужно.
При необходимости я был готов к потасовке, но это не понадобилось. Когда меня высадили на дамбу, а один из моряков подал мой чемодан, Фэйрбразер остановился на минуту, чтобы отдать приказ старшине шлюпки. Я подхватил свой багаж, сделал три шага и в тот же миг потерялся в потоке людей, который быстро понес меня по набережной. Я даже не расслышал криков из шлюпки; через две минуты я уже карабкался через штабели груза и кучи хлопка и, когда я наконец обернулся, то не увидел и следа Фэйрбразера или его людей. Они, без сомнения, будут долго вертеть головами, проклиная мою беспечность, а затем бросятся на поиски, но пройдет по меньшей мере час или около того, прежде чем они начнут подозревать, что мое исчезновение не было случайным. Тогда уже игра пойдет всерьез.
Конечно, я тщательно обдумал возможность сразу пробраться на борт отходящего судна, но все же решил от нее отказаться. Когда Фэйрбразер и его флотские друзья обнаружат, что я смылся, то поднимут большой шум и первым делом начнут искать меня именно на отходящих судах. Я не был уверен, что мне удастся найти судно, которое успеет уйти достаточно далеко, прежде чем это случится, к тому же у меня было недостаточно денег для оплаты за проезд. Так что я решил пока залечь на дно в Новом Орлеане, до тех пор пока не станет ясно, что делать дальше, и осторожненько выбрать, из какого порта мне лучше отправиться домой.
После того как я оставил с четверть мили между собой и местом, где причалила шлюпка, я подошел к краю пирса, выбрал самую симпатичную из сотен лодок, стоящих у берега и попросил ее хозяина перевезти меня на северный берег. Это был огромный ухмыляющийся негр с медными кольцами в ушах, говоривший на адской смеси французского и английского языков. Уже через некоторое время он высадил меня на пристани, с которой можно было подняться во Вьё-Карре — старинный французский квартал, который был самым сердцем Нового Орлеана. Я расплатился с гребцом английскими шиллингами, но ему, похоже, это было безразлично: жители Нового Орлеана любят золотые и серебряные монеты, но им абсолютно все равно, головы чьих королей их украшают.
Нет второго города, подобного Новому Орлеану («Авлин» — как его зовут местные жители, а приезжие называют его «Навлин»). Я полюбил его с первого взгляда, и думаю, что, не считая Лондона, в котором я живу, и Калькутты, волшебство которой не берусь описать, я до сих пор вспоминаю о нем с большим удовольствием, чем о каком-либо другом месте на земле. Он был очень оживленный, наполненный многоязычным говором, руганью, музыкой, вином и весельем; нигде глаза не блестели так ярко, голоса не звучали таким счастьем, цвета не были такими яркими, пища — столь богатой на вкус, а сам воздух — напоен восторгом. Если где и мог быть настоящий рай для мошенников вроде меня, он должен был быть построен по образцу Вьё-Карре, с его улыбающимися женщинами, платьями, расшитыми брильянтами, и атмосферой легкой доступности. Архитектура также была прелестной — плавные линии грациозных домов и, что самое главное, достаточно уютных тенистых местечек, где можно было удобно расположиться и минуту-другую полюбоваться на хорошеньких девушек с кожей цвета слоновой кости, прелести которых словно сами выглядывали из их великолепных платьев. В самом деле, этот город временами напоминал настоящий тропический Париж, только без этих чертовых лягушатников. Впрочем, Новому Орлеану удалось цивилизовать даже французов.
Первым делом я нашел парикмахера и попросил его избавить меня от прекрасной черной бороды, которой я обзавелся за последние два-три месяца. Конечно же, я сохранил бакенбарды — куда же деваться Флэши без этих приманок для шлюх? — но волосы мне подстригли покороче, в соответствии с ролью, которую я намеревался сыграть. Затем я зашел к хорошему портному и выложил большую часть своей наличности за новую рубашку в мелкую складку — в южном стиле, трость с серебряным набалдашником и белый цилиндр с изящно изогнутыми полями.
Наконец, в одной из боковых улочек я нашел мастерскую печатника, рассказал ему какую-то историю и заказал кучу визиток на имя графа Руди фон Штарнберга, который и стал моим новым воплощением. Мне стало теплее от мысли, как бы Руди порадовался, узнай он об этом, хоть он и кровожадный убл — ок. Печатник, горевший рвением услужить столь достойному джентльмену, тут же изготовил мне с полдюжины карточек на первое время, и я, пообещав прислать за остальными завтра, откланялся. Конечно же, я не собирался их коллекционировать, и, скорее всего, они все еще дожидаются меня в Новом Орлеане. Я испытал большое удовольствие, представив, что если Руди когда-нибудь решится посетить Америку, то его могут заставить за них расплатиться.