Флэшбэк
Шрифт:
— Конечно, нет. Вы можете это сделать в любой момент.
Он не ответил. Но ответа и не требовалось.
— Ну что не, как я уже сказал — я берусь. И одновременно предупреждаю…
— Только без угроз, мистер Йитс. Зачем? Вы раскроете дело, а потом уже мы будем играть в войну. Если нам захочется. Но это потом. Пока что я приглашаю вас на Голубиный остров. Можете взять с собой семью, гарантирую прекрасный отдых.
— Нет, спасибо. Предпочитаю, чтобы в их жизни ничего не изменилось. Абсолютно ничего, — подчеркнул я.
Он пожал плечами и кивнул, затем встал и подошел ко мне. Я тоже встал.
— Поверьте, я вовсе не собирался оказывать на вас хоть какое-то давление. Я надеялся, что мне удастся договориться с вами иначе. Мне действительно
очень жаль. Рассчитываю на то, что вы меня простите и измените ко мне отношение.
Он не рискнул подать мне руку, обошел меня и направился к двери. Взявшись за ручку, он обернулся:
— Когда будете готовы, позвоните в АКМЕ. Через три часа вы окажетесь в моих владениях, под названием Вейна.
— Хорошо. Может быть, завтра. Только… Я хотел бы знать, чего от меня ждут. Что случилось?
— В том-то и дело! — Он позволил себе слегка улыбнуться. — В том-то и дело, что кое-чего не случилось…
Он кивнул и вышел.
Он даже не посмотрел на меня. А надо было — поскольку именно в этот момент он действительно меня нанял. Я окинул взглядом гостиную.
— Палудология… — пробормотал я. — Наука о болотах. Когда знаешь о таких вещах, жизнь кажется совсем другой…
Я услышал чье-то хихиканье. Это хихикал я сам. Я пытался отыскать в себе хоть каплю неприязни к Хоникомбу-Гайлорду, но в глубине души радовался. Честно говоря, жизнь писателя оказалась довольно скучной. А гонорары и успех — ничтожными или близкими к тому.
День был превосходный — один из тех, о которых говорят: «Какой чудесный день!», под нами простиралась темно-зеленая холодная гладь моря, словно размазанная по огромному ломтю хлеба мягкой ладонью Господа Бога. Пилот рассеянно смотрел перед собой, слегка покачивая головой в ритме мягко пульсировавшей в кабине музыки. Протянув руку к термосу, я кинул в стакан два кубика льда и залил их небольшим количеством виски. Пилот бросил на меня взгляд и широко улыбнулся.
— Погода будет редкостная, — сказал он и весело добавил: — Впрочем, погода тут всегда прекрасная.
— Иначе бы мы сюда не летели…
— Это уж точно! Не за тем…
— Гольф Эхо Би-Си! — ворвался в кабину размеренный голос. — Гольф Эхо Би-Си!
Пилот протянул руку к пульту и коснулся пальцем одной из десятка кнопок.
— Бета Би-Си… — бросил он в сторону пульта. — Я на подходе. Время посадки семь сорок пять.
— Гольф Эхо Би-Си. Прошу приложить руки к датчику.
— Бета Би-Си… Выполняю. — Пилот, словно извиняясь, пожал плечами и показал подбородком на пластину датчика. Не дожидаясь напоминания, я предъявил свои папиллярные линии и позволил камере сфотографировать сетчатку глаза. Точно такую же процедуру мне пришлось пройти два часа назад, поднимаясь на борт летающего салона Гайлорда. Пилот сделал то же самое.
— Гольф Эхо Би-Си. Коридор восемь-два-четыре. Время семь-ноль-ноль.
— Спасибо, Бета Би-Си, — бросил пилот совершенно естественным тоном, словно разговаривал с человеком. — Выполняю.
Он выключил автопилот и слегка прибавил скорость; чувствуя, как меня прижимает к спинке кресла, я осушил стакан до конца. Два кубика льда, уже не столь угловатые, как минуту назад, слабо звякнули, когда я поставил стакан в гнездо над баром. Восточная оконечность острова, к которой мы направлялись, уже проплывала под носом нашего «пионера». Формой она напоминала клешню краба или лунный серп. Вейна — это глубокий залив, охватывающая его не слишком широкая полоса земли и узкая лента дамбы, соединяющей этот серп-клешню с остальной частью острова. Со стороны залива искушал великолепным, почти белым песком пляж, с внутренней нее стороны берег выглядел скорее как несвежая глазурь на поверхности рогалика — темные пятна каменистых осыпей перемежались более светлыми песчаными участками. На острие серпа виднелась усеченная пирамида большого здания, выкрашенного в светло-коричневый цвет, с зеркальными стеклами, отбрасывавшими во все стороны яркие солнечные блики.
— Много места для купания, — сказал я.
— Ясное дело, но я не советовал бы подплывать к внешним пляжам, — весело предостерег меня пилот.
— Точно так же, как и заходить на посадку не обозначенным коридором.
— Кому что нравится… — негромко рассмеялся он, не отрывая взгляда от табло, на котором мерцали четыре нуля. — Я в таком случае предпочел бы прыгнуть с башни в Сиракузах.
«Пионер» плавно свернул влево, на полсекунды завис неподвижно и мягко опустился на траву летного поля. Пилот несколькими щелчками тумблеров выключил двигатель и бортовые системы, а затем встал с кресла и быстро направился к выходу. Поднялся и я.
— Встаньте на эту площадку и задержитесь на несколько секунд. Хватит трех-четырех, но я всегда стою вдвое дольше.
— Да? — Я шагнул на мягкий коврик и покачался на пятках.
— Увидите собачек — будете мне благодарны. Два бладхаунда, доберман быстрее молнии и Навуходоносор, который лишь потому не оказался в книге рекордов Гиннесса, что никто о нем туда не сообщил. Сейчас их увидите.
Я терпеливо стоял на коврике, насыщавшем мою обувь запахом, который должен был обеспечить мне безопасность в раю Гайлорда. В трех шагах перед лесенкой остановился дворецкий и наклонил голову.
— Добрый день, — вежливо сказал он. — Можете спуститься, я уже зову собак. Они должны с вами познакомиться. — Он приложил правую руку к груди.
Я думал, он скажет: «Аве, Цезарь», но он лишь включил передатчик. Бросив взгляд на пилота, я подмигнул ему на прощание и шагнул на траву.
Из-за здания вылетел темно-коричневый силуэт и гигантскими прыжками понесся к нам; казалось, он почти парил в воздухе, пожирая пространство, словно неотесанный гурман — французский паштет. В нескольких метрах от нас он описал крутую дугу и встал боком ко мне.
— Видел? — послышался сзади возбужденный голос пилота. — Он заранее разворачивается, иначе ему пришлось бы тормозить в неудобной позиции! Вот хитрец!
— Это Болто, — сказал дворецкий. — Он вас уже знает…
Болто моргнул и посмотрел на дворецкого. Увидев, судя по всему, в его взгляде разрешение, он повернулся и медленно пошел в сторону тени под развесистой сосной.
— Это Саба и Серво. — Дворецкий вытянул руку и показал куда-то вправо.
К нам мчались два великолепных бладхаунда — забавное зрелище, если не являешься целью, к которой несутся собачки в словно сшитых на полтора размера больше шкурах. У них морщились лбы, уши болтались, ударяясь о шею и чуть ли не мешая бежать, но я в любом случае не стал бы пытаться с ними состязаться. Правда, Болто все равно выиграл бы у них любой забег на любую дистанцию. Саба и Серво, а может быть Серво и Саба, разделились перед тем, как затормозить, и встали напротив моих рук, так что каждый взял на себя одну, и шумно, совсем не так, как джентльмен Болто, втянули воздух в ноздри. Потом оба подошли ближе и подставили головы под мои ладони. Я почесал их за ушами и незаметно огляделся. Где-то поблизости должен был быть тот самый Навуходоносор. Поймав взгляд дворецкого, я посмотрел через плечо и наконец понял, что на самом деле означает слово «окаменеть». Чудовище, стоявшее метрах в четырех от меня, было ростом и весом с ирландского пони. Если бывают такие большие пони! В любом случае, таких длинных не бывает точно. Голова его напоминала музейный экспонат вожака бизоньего стада, и столь же живым был его взгляд. Он смотрел куда-то мимо нас, не утруждая себя тем, чтобы обнюхать меня, а может быть, он уже сделал это раньше? Скорее я склонен был предполагать, что он полагается на свои гигантские размеры. Я заставил себя оторвать взгляд от мастифа, в чем мне помогли Серво и Саба, нетерпеливо подталкивая меня головами. Я почесал их еще раз, одновременно размышляя о том, нравится ли им, что у меня так трясутся руки.