Флейта Аарона. Рассказы
Шрифт:
Утром пришел врач и был озадачен. Очевидно, токсины отравляли сердце. Воспаления легких не было, но Аарону явно становилось хуже. Доктор посоветовал пригласить на следующую ночь сиделку.
— Что с вами, дружище? — сказал он пациенту. — Очень уж вы поддаетесь. Неужели вы не можете собраться с силами и взять себя в руки?
Аарон впал в какую-то мрачную сдержанность и как бы отрешенность от жизни. Лилли начинал не на шутку беспокоиться. Он попросил какого-то приятеля посидеть с больным вторую часть дня, а
На следующее утро, когда Лилли пришел, он застал Аарона прислоненным к груде подушек. Сиделке пришлось приподнять его и поддерживать в сидячем положении. Больной был как бы в оцепенении от ужаса, беспомощной ярости, отчаяния и отвращения.
Пришел врач и нахмурился. Он поговорил с сиделкой, написал другой рецепт и вызвал Лилли за дверь.
— Что такое творится с этим малым? — спросил он. — Не можете ли вы как-нибудь поднять его дух? Ведь он точно сам гонит от себя жизнь. Если так будет продолжаться, он может погибнуть в любую минуту. Постарайтесь его ободрить.
Лилли очень встревожился. Он не знал, что делать. Было еще не поздно, и солнце ярко освещало комнату. В кувшине стояли нарциссы, анемоны и фиалки. Далеко внизу, на рынке, виднелись две палатки с цветами — голубыми и золотистыми. Они веселили глаз.
— Как хороши цветы под весенним солнцем, — обратился Лилли к Аарону. — Хорошо бы оказаться сейчас в деревне, не правда ли? Как только вам станет лучше, мы с вами поедем за город. Весна до сих пор стояла страшно холодная и сырая, но теперь будет хорошо. Вы любите жить в деревне?
— Да, — ответил Аарон.
Он подумал о своем саде. Он страстно любил его и в первый раз в жизни покинул его в пору весеннего воскресения после зимней спячки.
— Выздоравливайте поскорее, — мы и отправимся.
— Куда? — спросил Аарон.
— В Хомпшир, или Беркшир. Или, может быть, вам хочется поехать домой? А?
Аарон не ответил.
— Может быть, вам и хочется, и не хочется? — сказал Лилли. — Во всяком случае вы можете поступить по своему усмотрению.
От больного нельзя было добиться ничего положительного.
Вдруг Лилли вскочил и подошел к туалетному столу.
— Я натру вас маслом, — сказал он. — Я натру вас, как матери натирают младенцев.
Аарон слегка поморщился, взглянув на темное решительное лицо маленького человечка.
— К чему это? — сказал он раздраженно. — Лучше бы меня оставили в покое.
Но Лилли быстрым движением обнажил белое тело больного и стал растирать его маслом. Он делал это медленными, ритмическими движениями, похожими на массаж. Растерев живот, он перешел к нижней части тела: растирал крестец, бедра, колени, ноги до самых ступней, пока все тело больного не согрелось, а он сам не пришел в изнеможение.
Затем он укрыл Аарона как можно теплее, сел и стал за ним наблюдать. Он заметил в нем перемену:
— А теперь я приготовлю себе чаю, — сказал Лилли.
Он встал и тихо пошел к камину. Чтобы налить воду, ему пришлось выйти в прихожую, где клерки из соседней конторы, увидев его, приветливо закивали головами. Он поклонился им в ответ и поспешил скрыться.
Поставив чайник на огонь, он стал спокойно расставлять на подносе чашки и блюдца. В комнате было чисто и уютно. Он сам убирал у себя и хозяйничал не хуже любой женщины. Пока чайник закипал, он стал чинить носки, которые снял с Аарона и уже успел выстирать.
Лицо его потемнело и осунулось. Сидя так в этот весенний лондонский день и штопая черные шерстяные носки, он казался хрупким маленьким гномом. Выпуклый лоб его был несколько наморщен, как бы от напряжения. В то же время была в нем и необычайная тишина, которая подчиняла себе все окружающее. Кончив штопку, он откусил шерстяную нитку.
Заваривая чай, он увидел, что Аарон приподнялся.
— Я спал и теперь чувствую себя лучше, — сказал больной, поворачиваясь, чтобы увидеть, что делает Лилли. Вид кипящей воды показался ему привлекательным.
— Да, — ответил Лилли, — вы спали добрых два часа. Хотите чаю?
— Да. И кусок жареного хлеба.
— Вам ведь не полагается есть твердую пищу. Дайте-ка я померю вам температуру.
Оказалось, что температура значительно понизилась, и Лилли, вопреки предписанию врача, дал Аарону чаю с куском жареного хлеба. Он только попросил не говорить об этом сиделке.
Вечером они стали разговаривать.
— Вы все делаете сами? — спросил Аарон.
— Да, предпочитаю делать все сам.
— Вы любите жить в одиночестве?
— Не знаю. Я никогда не жил один. Мы с Тэнни много жили в чужих странах без всяких знакомых. Но жить вдвоем — это совсем не то, что жить в одиночестве.
— Вы скучаете по ней?
— Конечно. Я ужасно тосковал по ней у себя в деревне, после того, как она уехала. Но здесь, где она никогда не была, я не так замечаю ее отсутствие.
— Она вернется, — сказал Аарон.
— Да, она вернется. Но я предпочел бы встретиться с ней где-нибудь за границей и побродить там с ней пешком.
— Почему?
— Не знаю. В браке все-таки есть что-то неправильное. Egoisme ^a deux.
— Что это значит?
— Egoisme ^a deux? Два человека, соединенных общим эгоизмом. Брак представляется мне состоянием намеренного эгоизма.
— А детей у вас нет?
— Нет. Тэнни очень хочет иметь детей, а я — нет. Я очень благодарен судьбе за то, что их нет.