Флиртаника всерьез
Шрифт:
– Например, какие? – стараясь, чтобы голос звучал равнодушно, спросила она.
– Например, производственные. Если молодая девушка проявляет не свойственные ее ровесницам способности, если она к тому же обладает не свойственной другим девушкам приятной внешностью, то почему бы не пойти ей навстречу? Разумеется, в ее профессиональных интересах…
Осторожным был только тон. Смысл высказывания был предельно ясен. Даже для Галинки, хотя никто никогда не делал ей таких недвусмысленных предложений про «преференции в профессиональных интересах».
Наверное, надо было сделать вид, что она ничего
Галинка редко поступала необдуманно, но это оказался как раз тот случай.
– Если каждому давать, поломается кровать, – заявила она, глядя на главреда таким взглядом, каким в шесть лет – как раз в те детсадовские времена, когда узнала эту поговорочку, – смотрела на мальчишку, который пытался отобрать у нее лопатку в песочнице. – Слышали народную мудрость?
Нет, все-таки она стала с детсадовских пор значительно солиднее! Мальчишке тому, помнится, она тогда вдобавок к поговорочке заехала лопаткой по лбу для убедительности. Теперь же сочла, что может ограничиться словесным убеждением.
– Дитя ты еще, Галина Александровна, – ничуть не обидевшись, снисходительно усмехнулся главред. – Ну, дело хозяйское, была бы честь предложена. Всего наилучшего!
«Да уж я не я буду, если наихудшим обойдусь. – Всю дорогу до дому Галинка еле сдерживала злые слезы. – Пусть тебе Сатарская дает, или кого ты там на рубрику поставишь? – Редакционные сплетни вспоминались сами собой! – А я через неделю на Маврикий поеду. Ты отправлять не хочешь, так найду, кто отправит. И фиг ты меня остановишь!»
Последний раз шмыгнув носом, Галинка вытерла пробившиеся все-таки слезы и резко притормозила у дома на Нижней Масловке.
Что ж, беззаботность кончилась. Но много ли было в ее жизни беззаботности?
Все, что происходило в следующий месяц, как будто специально было направлено на то, чтобы довести ее до отчаяния. Уверенность, что она легко обеспечит себе привычный образ жизни, развеялась в первые же три дня. Редакторы всех журналов, для которых она писала и которых немедленно стала теперь обзванивать, начинали говорить кислым тоном сразу же, как только узнавали, что Иванцова не просто хочет напечатать у них интересный материал об острове Маврикия, а хочет поехать на этот самый Маврикий в командировку от их изданий.
«Про Маврикий мы уже писали… пока не собираемся писать… народ не проявляет интереса…» – дружно отговаривались все.
Наконец Макс Срывков из журнала «Он» с присущим ему грубоватым прямодушием объяснил:
– Галка, ты что, с дуба рухнула? Думаешь, кроме тебя, на Маврикий некому съездить? Да главный лучше жену отправит.
– Она у него разве пишет? – удивилась Галинка.
– А зачем ей писать? Она по бутикам ходит. Вот она на Маврикии отоварится, а материальчик, чтоб поездку отбить, потом кому-нибудь закажут. Хоть бы и тебе. Первый раз, что ли?
Эта нехитрая схема была так понятна, что Галинке даже стыдно стало: могла бы и сама сообразить!
Тупик, в котором
Галинке казалось, что перед нею поочередно закрываются скрипучие двери – одна, другая, третья… Тогда она еще не знала о наблюдении Булгакова: когда перед человеком одна за другой захлопываются тринадцать дверей, то вдруг в темноте, со скрипом, приоткрывается четырнадцатая.
Может быть, впрочем, Булгаков писал не о тринадцати дверях, а о двадцати пяти. К концу этого бесконечного месяца Галинка была уверена, что все они закрылись перед нею наглухо и навсегда. Оставалось только писать про женщину-мать для газеты «Комсомольская жизнь». Ну, или о трудовом пути какого-нибудь заслуженного товарища, и это еще надо будет считать огромным везением, потому что деньги, полученные за очередную книгу воспоминаний бывшего партийно-советского работника, близятся к концу, а Колькина зарплата рассчитана не на прокорм семьи, а лишь на поддержание иллюзий собственной состоятельности у ее главы.
Когда ровно через месяц Галинке позвонила незнакомая дама, представилась Ангелиной Венедиктовной и попросила зайти к ней офис, чтобы поговорить о перспективах сотрудничества, она решила, что речь пойдет именно об очередных мемуарах. И ушам своим не поверила, когда при встрече выяснилось, что Ангелина Венедиктовна предлагает ей контракт на серию путеводителей по странам Европы, Азии и обеих Америк.
Она так и сказала: Европы, Азии и обеих Америк, и Галинка глупо – конечно, от неожиданности – ляпнула:
– Понятно, что не по Антарктиде.
– Есть еще Австралия, – с невозмутимым видом напомнила дама. – Но путеводитель по ней у меня пока в перспективных планах. А все остальное в текущих.
Затем Ангелина сообщила, что внимательнейшим образом изучила статьи всех, кто пишет о путешествиях, и выбрала именно Галинку, потому что путеводители намеревается издавать нестандартные.
– Помните, Остап Бендер говорил: «Зачем вам деньги, Киса, у вас же нет фантазии»? – сказала она. – Так вот, у моего сына она есть, поэтому он дал мне возможность реализовать мечту профессионального культуролога: открыть издательство, в котором можно будет публиковать не то, что рассчитано на массовый идиотизм, а совсем другие вещи. И в числе прочих книг я буду издавать путеводители для него, для себя и для всех, у кого есть фантазия. По-моему, вы в состоянии понять, о чем я.
Еще бы! Уж чего-чего, а фантазии у Галинки было более чем достаточно. Кстати, и на память она не жаловалась – сразу вспомнила, откуда ей знакома фамилия Ангелины Венедиктовны. Сын этой дамы входил в список российских миллиардеров, составленный журналом «Форбс». Что ж, можно было надеяться, что он не перестанет финансировать бесприбыльные матушкины фантазии.
– Но по Интернету такие путеводители ведь не составишь, – на всякий случай предупредила Галинка, хотя догадывалась, какую встретит реакцию.