Флиртаника всерьез
Шрифт:
– Н-ничего… Зуб болит. Ладно, Мишка, мне еще верстку вычитывать. Показывай, что ты там про Титикаку наваляла.
«Мне просто противно, – думала Галинка, дочитывая верстку путеводителя по Бразилии, и по дороге домой, и потом, уже дома. – Я никогда собой не торговала, я все сделала для того, чтобы собой не торговать – и вдруг… Конечно, мне просто противно!»
Вообще-то она давно научилась не думать о том, что ей неприятно, и сейчас старательно гнала от себя воспоминания обо всем, что случилось в тот день, да и не в день даже, а всего лишь в какие-нибудь несчастные полчаса того дня. Но воспоминания эти стояли перед ее глазами так ярко, как будто были не
Это беспокоило ее, сердило, мучило! Приехав домой, Галинка даже в душ залезла, словно хотела смыть с себя все это, а потом, сидя на кухне, еще и головой потрясла, как если бы эти воспоминания попали ей в уши вместе с водой… Ничего не помогало! Светлые глаза Северского стояли у нее перед глазами так, словно он сидел напротив за столом, и даже не за столом, а… Она чувствовала, как он кладет руки ей на плечи, и его ладони повторяют линию ее плеч так, будто это не руки незнакомого, постороннего, по всем разумным понятиям враждебного человека, а часть ее самой. И взгляд его тоже виделся ей в вечернем полумраке пустой квартиры так ясно, как будто все происходило с нею снова: этот пронзающий тело восторг, который она пытается скрыть, потому что – какой же восторг, все ведь гадко, стыдно, отвратительно?! – но скрыть не может, и вскрикивает, и чувствует, что этот восторг, это телесное счастье, есть счастье не только телесное, и как счастье нетелесное оно связано с его взглядом – с изумлением и детской растерянностью, которые вдруг проступают в нем сквозь совершенно мужскую жесткость…
Телефонный звонок врезался в эти непонятные воспоминания так резко, что Галинка вздрогнула.
– Галя, – услышала она, – ты не знаешь, где Колька? У него мобильник почему-то не отвечает.
У Галинки была отличная память на голоса, она могла с первого слова узнать человека, с которым разговаривала один раз год назад. Но теперь она едва узнала голос звонящего. Дело было, конечно, не в его голосе, а в ее собственном смятении.
– Привет, Глебыч, – тряхнув головой, наконец ответила она. – Колька где?.. Он вроде бы… Да, на какие-то соревнования детей повез, что ли. Или на сборы? В общем, уехал.
Она не была вполне уверена в том, что муж уехал. Но дома его точно не было, а где же ему быть? Наверное, на соревнованиях.
– А-а… – протянул Глеб. И осторожно поинтересовался: – А ты не знаешь, он уже знает?
– Что?
– Что уголовное дело закрыли. Северский заявление забрал!
– Да? – усмехнулась Галинка. – Надо же, какой благородный человек.
– Зря ты так про него. Он в самом деле порядочный человек, – заметил Глеб.
Галинка расслышала в его голосе что-то похожее на обиду и улыбнулась. Конечно, это Глебова неземная любовь, как ее – Ирина? – внушила ему наилучшее мнение о своем бывшем супруге. Что ж она ушла от него, такого распрекрасного, с первым же подвернувшимся мальчишкой? И что ж он, такой порядочный, сделал ребенка первой же подвернувшейся провинциальной дурочке?
Прежде чем идти на беседу с Северским, Галинка собрала на него настоящее досье. А спрашивается, зачем? Чтобы договориться с ним, никакое досье не понадобилось!
– Передай спасибо вашему порядочному, – сердито сказала она. – От супругов Иванцовых.
– Ты чего злишься? – удивился Глеб. – Я правда подумал, что надо… Ну, хоть поблагодарить его. Все-таки мы его чуть в могилу не уложили.
– Ты-то при чем? Ты ему, что ли, по морде съездил?
– Галь, ну ты же не следователь, – вздохнул Глеб. – Что ты
– Брось ты эти антимонии, Глебыч, – поморщилась Галинка. – Ты ее что, на веревке утащил? Сама ушла. Плохо, значит, держали. А куда ты к нему собираешься идти, в больницу? – помолчав, спросила она.
– Домой. Он сегодня выписывается. Ире все равно надо одежду свою забрать, книги. Она, пока его не было, забирать не хотела, а теперь одна с ним встречаться… не может. В общем, пойду схожу.
– Сегодня?
Ей-то что за дело до того, когда Глеб пойдет к Северскому?
– Дня через три, может. Только Кольке не говори, – торопливо предупредил Глеб.
Галинка улыбнулась.
– Не скажу, не волнуйся.
Она положила трубку. Пойду схожу… Счастливый человек Глебыч!
Глава 4
Ему показалось, что ключ с трудом поворачивается в замке. Хотя, конечно, этого быть не могло. Не амбарный же замок, не заржавел ведь от того, что давно не открывался.
«Сколько я здесь не был? – подумал Игорь. – Три месяца? Да нет, больше. Три месяца в больнице и перед этим еще…»
Ему не верилось, что все это было с ним. Что он жил в этой квартире, и не просто жил, вселившись куда пришлось, а сам покупал ее, хотел устраивать в ней свою жизнь. Зачем?
И что он ушел из этой квартиры и поселился в маленьком отеле на Чистых Прудах, где за полгода до этого провел первую ночь с Катей, поселился один, чтобы обдумать, как ему жить, когда родится ребенок, – в это тоже теперь не верилось.
Что-то перевернулось в нем, переменилось совершенно. Словно яркая вспышка осветила его жизнь, яркая и мгновенная, а потом ее свет погас, но забыть ее было уже невозможно.
Игорь не любил думать о таких вещах. Именно это раздражало его в последнее время в Ирине, эта игра нюансами, вечная приглядка к каким-то неуловимостям и неощутимостям, ко всем призракам собственного воображения.
Но вспышка, озарившая его жизнь – он именно так и думал про нее теперь, вот этим старомодным словом, – была не нюансом, не призраком. Она была так реальна, что каждую ночь, прошедшую после нее, Игорь чувствовал себя как шестнадцатилетний мальчишка, у которого одна мысль в голове, вернее, не в голове…
Эта женщина тоже была у него не в голове. А где?
«Хорошо дала, – сердито думал он. – Так дала, что никакая блядь не сравнится».
Он специально подбирал для своих мыслей слова погрубее, чтобы заглушить в себе, прогнать от себя то, чем было для него это воспоминание.
Оно не уходило – она не уходила, так и являлась ему каждую ночь, как какая-нибудь… Женщина в белом!
Игорь улыбнулся. И вовсе она была не в белом, он очень хорошо запомнил ее одежду, хотя редко обращал внимание на подробности того, что проделывают с собою женщины, чтобы привлечь мужское внимание. Но ее он запомнил всю: и светло-золотые пряди волос – как они на мгновение коснулись его лица, какое это было касание! – и тонкий коричневый свитер, который совсем не мешал ему чувствовать ладонями ее плечи, и короткую рыжую юбочку, которая завернулась, когда эта женщина перекинула ногу через его кровать, и сброшенные на пол туфли – одна из них перевернулась каблучком вверх, и ему хотелось поднять ее и прижать к щеке, но эта женщина перевернула ее сама, не глядя, и надела, не глядя, и, не глядя на него, пошла к двери…