Флорис. Любовь на берегах Миссисипи
Шрифт:
— Быть спокоен.
Уверенный, что на слово молодого негра можно положиться, Флорис направился к месту своего ночлега. Поразмыслив, он решил не предупреждать товарищей о своих планах. Батистина и девицы стояли к нему спиной, наблюдая за лагерем противника. Жанно зорко всматривался в нагромождение острых камней.
Флорис незаметно прополз под повозкой и, сливаясь с ночной тьмой, змеей заскользил к индейскому лагерю. Через несколько минут он уже различал спящих на земле краснокожих. Флорис решил выкрасть вождя индейцев, а уж потом начинать переговоры.
Чем ближе
Флорис выхватил из-за пояса пистолет, с которым никогда не расставался. Тут же на него набросилось не меньше десятка индейцев; их гибкие тела в падении увлекли его на землю. Парализованный превосходящими силами противника, Флорис не смог ни выхватить шпагу, ни достать кинжал. До его ушей донеслись приглушенные крики и стоны. Когда Флорис, которого крепко держали несколько индейских воинов, смог наконец подняться, товарищи его уже прекратили сопротивление.
— Флорис, Флорис!..
Это кричала Батистина. Индейцы связали женщин, побросали их в повозки и теперь увозили в неизвестном направлении. Кони, освещенные неверным светом луны, громко ржали и мчались галопом.
Мужчинам связали за спиной руки и тоже посадили на коней. Индейцы молча окружили их и, угрожающе потрясая копьями, погнали вперед.
Флорис упрекал себя за то, что не догадался о коварных планах врага и индейцы застали беглецов врасплох. Он не мог понять, почему Жанно так поздно выстрелил: индейцы уже бурным потоком хлынули со скалистых уступов.
«Жанно умен и отважен, значит, нас кто-то предал!..» — подумал Флорис, скача вместе со своими связанными и беспомощными товарищами.
Мрачная кавалькада, подгоняемая индейцами, двигалась вперед. Тучи заволокли бледное ночное светило. Глядя на горизонт, Флорис вздрогнул, охваченный страшным предчувствием. На обрывистом утесе четко вырисовывалась фигура монаха-капуцина.
20
Флориса и Батистину мучила жажда. Их привязали к красно-черным столбам, украшенным грубой резьбой, изображавшей фантастических птиц.
Молодые люди потеряли представление о времени. Неумолимое солнце обжигало им кожу. Они ничего не знали о судьбе своих товарищей. Доставив ранним утром пленников в поселок, состоящий из нескольких хижин, индейцы тотчас же разделили их. Белых поместили в загон, а черных, поволокли на опушку леса. Только Флориса и Батистину оставили связанными на площади. Несмотря на весь трагизм их положения, Флорис ликовал: их не разлучили!
Первые часы обитатели хижин проявляли к пленникам некоторый интерес. Женщины теребили белокурые локоны Батистины, мужчины дергали ленту, которой были завязаны волосы
Воины смывали фиолетовые полосы и раскрашивали себя ярко-красной краской. Сомнений больше не было: беглецы попали в лапы свирепых падуков. Оставалось только просить Господа послать им мгновенную смерть. Как будто в подтверждение этих мрачных мыслей, на площади появились индейцы, таща с собой вязанки хвороста. Не говоря ни слова и даже не взглянув на пленников, они свалили их перед столбами, а затем медленно удалились в свои хижины.
— Черт побери, мне кажется, эти краснокожие намереваются поджарить нас, словно цыплят, но клянусь, я еще задам им хлопот! — ругался Флорис, яростно пытаясь разорвать свои путы. Он посмотрел вверх: высоко в небе кружили ястребы, предчувствуя легкую добычу.
Грудь Батистины содрогалась от рыданий. Флорис попытался повернуть к ней голову, но сумел только разглядеть распущенные светлые волосы, скрывавшие лицо. Рубашка ее была разорвана, оставляя обнаженной грудь. Флорис провел языком по распухшим губам.
— Батистина, милая… малышка моя… не плачь… не бойся… не…
Флорис бормотал первые приходившие ему в голову слова, стараясь ее утешить и помочь мужественно встретить уготованную им жестокую смерть. На мгновение представив, как они будут мучить ее прекрасное тело, он забился в бессильной ярости. Он не сумел защитить ее, не умел любить ее, не умел прощать ее измены. Но какое это имело значение теперь, когда не было никакой надежды вновь увидеть ее живой, такой прекрасной и непосредственной?
— Прости меня, прости!
Но Батистина ничего не слышала: от жары она потеряла сознание и лишь тихо шептала в бреду:
— Адриан! Адриан, пусть он поспешит… в нашем замке будет праздник… нашем замке, Флорис… Флорис, сердце мое чисто… я хочу войти с тобой в золотые ворота… Нет… нет, алмазной стрелы не будет… мы построим город в долине… О! Флорис… скажи же… где ты?.. Ты меня слышишь?.. Я хочу пить… дай мне воды… Флорис… Хорив… Хорив…
— Ах! Я проклят, проклят!
Флорис готов был отдать ей собственную кровь, лишь бы она смогла утолить жажду. От отчаяния в его зеленых глазах заблестели слезы. Значит, Батистина не забыла их детские игры. Она помнит, как они строили город, такой же, как в легенде о белом граде Киеве. В его возбужденном мозгу внезапно всплыли полузабытые слова старого казацкого гетмана из далекого прошлого…
Свежесть вечерних сумерек оживила Флориса. Он встрепенулся, готовый бороться изо всех сил, лишь бы спасти Батистину. Тело девушки соскользнуло вдоль столба и безжизненно повисло на веревках. Она все еще была в обмороке; ее белоснежная кожа покрылась солнечными ожогами.
— Батистина… малышка моя! — прошептал Флорис.
Вдали послышалось пение. На краю поселка показалась процессия. Впереди, в окружении воинов, торжественно шествовал вождь падуков. При его приближении женщины падали ниц, а меднокожие воины грозно потрясали копьями.