Флотская богиня
Шрифт:
После отправки в небо второй группы Штубер вызвал к себе шарфюрера Лансберга, который до этого с небольшой группой диверсантов занимался прочесыванием местности в поисках майора Гайдука.
— Чем утешите мое самолюбие, любезнейший?
— Русский все-таки ушел.
— Ценнейшее наблюдение! Но меня интересует, куда и каким образом он ушел, шарфюрер. То есть прежде всего нужно выяснить, оставил ли майор подземелье базы или пока еще находится в нем.
— Оставил. Причем сразу же.
— И вы способны убедить меня в этом?
— Мы обнаружили то место на прибрежном склоне, в пещере, где этот диверсант
— То есть, следопыт вы наш, вы обнаружили подземный ход, которым воспользовался майор?
— Можно сказать и так. Правда, он почти завален и наверняка заминирован. Не хотелось бы терять время и людей. Зато вместе с несколькими солдатами я побывал на том берегу реки, в Семеновке, — уверенно докладывал диверсант, еще со времен прохождения стажировки в охране лагеря польских военнопленных, известный под кличкой Магистр. Поговаривали, что столь «ученого» прозвища он удостоился за склонность к жесточайшим, но всегда «научно обоснованным», пыткам.
— Чтобы еще раз встретиться с майором Гайдуком?
— Майору в этом смысле не повезло. Зато я узнал, что, по имеющимся данным, кто-то из русских разведчиков или диверсантов сумел пройти через расположение одной из наших дивизий и присоединиться к гарнизону русского плацдарма на западном берегу Ингула.
— Ингула или Буга? — попытался уточнить Штубер, заметно мрачнея при этом.
— Я не ошибся, господин оберштурмфюрер. Разведка имела в виду плацдарм на Ингуле, протекающем значительно восточнее Буга.
— Я успел изучить карту местности. Что еще вам известно?
— Буг он форсировал в районе Семеновки, затем захватил какую-то обозную подводу, переоделся в германскую форму. Словом, действовал вполне профессионально.
— Вы сообщаете об этом с таким воодушевлением, словно радуетесь его уходу.
— Говорить о моих чувствах к русскому диверсанту пока что бессмысленно. Они проявятся позже, когда Гайдук окажется в наших руках.
— Не сомневаюсь, — зловеще ухмыльнулся Штубер.
Он помнил, с каким цинизмом и изощренностью умел допрашивать Магистр. По складу характера это был прирожденный садист.
— Другое дело, что я всегда ценил действия диверсанта-профессионала, — попытался шарфюрер прояснить свое отношение к Гайдуку. — Независимо от того, под присягой какой армии он сражается. Впрочем, у вас такие же критерии.
— Ну, цвета армейских флагов я все же различаю.
— В любом случае это вам, господин барон, если только не ошибаюсь, принадлежит термин «профессионал войны». Я встречал его в вашей журнальной статье.
— Давно предвидел, что придется запретить моим подчиненным чтение каких-либо изданий, кроме армейских уставов.
— И все же смею утверждать, что этот русский диверсант ушел от нас мастерски.
— Тогда почему бы вам не констатировать, что в ситуации с этим майором мы действовали непрофессионально? — угрюмо поинтересовался Штубер.
— Просто на каком-то этапе он сумел переиграть нас.
— Но лишь на каком-то этапе, — мстительно подтвердил оберштурмфюрер. Почему-то ему казалось, что судьба еще сведет его с майором-энкавэдистом. Теплилось в нем такое предчувствие, теплилось…
— Скорее всего, этот диверсант направлялся в Степногорск, — словно бы вычитал его мысли шарфюрер. — Именно в Степногорске находятся сейчас штабы дивизии и нескольких отдельных подразделений русских. И все пути к Днепру — тоже пролегают через него.
— Иначе мы не нацеливали бы на этот городишко свои десанты.
21
От планов вернуться за женой и дочкой лейтенанту Николаю Гайдуку пришлось отказаться сразу же. Ситуация на фронте оказалась настолько критической, что ветлазарет, куда он был определен, тут же сам начал отходить. Единственное, что Гайдук успел, так это передать с водителем-земляком, подвозившим боеприпасы в район Степногорска, записку: «Серафима! Евдокимка! Срочно уходите в сторону Днепра. Как можно скорее переправьтесь за Ингулец [13] . Не теряйте ни минуты, враг рвется туда же. Угроза окружения! Нас тоже отводят в тыл. Куда именно — не знаю! Где бы вы ни оказались, тут же сообщайте на номер моей части…»
13
Ингул в районе Николаева впадает в Южный Буг и находится западнее города, о котором идет речь в романе; Ингулец — река более полноводная и расположенная восточнее — впадает неподалеку от Херсона в Днепр.
Чтобы передать записку, водитель грузовика изменил маршрут и оторвался от колонны. Посигналив у ворот Гайдуков, он спешно сунул записку в щель за штакетиной калитки и повел машину дальше. Услышав гудки, Евдокимка сразу же бросилась из дома во двор, но успела заметить только задний борт уходящего грузовика. А ей так хотелось хоть что-нибудь услышать от шофера: вдруг ему известно то, о чем отец не смог или не захотел написать!
Колеса велосипеда пришлось подкачивать, и эти минуты оказались самыми томительными, что отделяли Евдокимку от передачи тревожной весточки матери. В последнее время происходили беспокоящие перемены. Вчера под вечер уехал отец, сегодня утром — старшина и ездовой, квартировавшие в летней кухне. Сегодня же ушел в сторону фронта и батальон морской пехоты, где нес службу Лощинин. Правда, пошел слух, что морякам было приказано пока что занять линию обороны за западной окраиной городка, как бы во втором эшелоне, но так ли это на самом деле, Евдокимка не знала.
Сообщение от мужа Серафима Гайдук встретила мужественно.
— Я предчувствовала, что вернуться в город он уже не сумеет, — сказала она, запрокидывая голову, чтобы, таким образом, скрыть от дочери подступавшие к глазам слезы. — Может, это и к лучшему. Только что привезли большую группу раненых. Все говорят о том, что фронт по Ингулу наши не удержат, уже просто-напросто некому. Немцы непрерывно бомбят и обстреливают их. Много убитых.
Вчера вечером, проводя мужа, Серафима Акимовна, вместе с двумя другими учительницами, осталась в районной больнице, рядом с которой, в парке, теперь развернулся полевой госпиталь — это все, чем они могли помочь и раненым, и фронту. Евдокимка намеревалась дежурить вместе с ними, однако мать оказалась категорически против, тем более что кому-то же следовало и дома находиться, на хозяйстве.
Сейчас Серафима направлялась домой, чтобы несколько часов поспать перед ночным дежурством и в райисполкоме, куда она обязана была явиться как депутат райсовета. Многие организации и жители города уже оставили город. Госпиталь тоже готовился к эвакуации. Однако руководство района, кажется, никак не желало смириться с тем, что враг уже у порога, и, как могло, до последнего дня, старалось наладить жизнь городка с таким видом, словно как раз под его стенами враг и будет в конце концов остановлен.