Флотская богиня
Шрифт:
— Ты мне побалагурь, побалагурь! — пригрозил старшина. — Самолично так нагайкой отхожу, что черта ангелом называть станешь. Рысью в эскадрон!
Едва несостоявшиеся «ордынцы» умчались, как из-за поворота появилась тачанка, в которой за спиной бойца-ездового, сидел отец Евдокимки. Раненный в Финскую войну и списанный подчистую, он уговорил комдива похлопотать за него в штабе армии, чтобы там закрыли глаза на его диагнозы и восстановили в офицерском корпусе, в должности полкового ветеринарного врача. Судя по счастливому виду, армейской форме и знакам различия старшего лейтенанта, отец своего добился.
— Значится, мы теперь однополчане, товарищ военврач? — отдал ему честь эскадронный старшина.
— Еще как однополчане. Чувствовала душа, что на Карельском перешейке моя война не закончится, — сдержанно ответил Гайдук. — Чей конь? — сурово поинтересовался он у дочери. — Кто тебя осчастливил стременами?
— Старшина вот… А что, нельзя разве?
— Конь без седока остался, резервный он теперь, — объяснил Разлётов, чувствуя себя виноватым перед отцом Евдокимки. — А поскольку всякая казачка должна держаться в седле лихой наездницей, по-военному…
— Слава богу, что хоть без спросу не увела, — вежливо простил ему фронтовое легкомыслие Гайдук. — Видел, видел, как ты за подбитым самолетом с нагайкой гналась, — обратился он к дочери.
— Но ведь я же не одна была, так что, если бы немцы открыли стрельбу…
— Ты конечно же повела бы на них в атаку целый взвод морской пехоты, — едва заметно улыбнулся отец.
— И повела бы, — упрямо подтвердила Евдокимка, горделиво поводя широкими плечами. — Может, когда-нибудь и поведу.
— Только не при моей памяти, — пригрозил отец. — Старшина, коня у наездницы немедленно изъять. Вместе с нагайкой.
— Но ведь он же ничейный, — капризно сморщилась девушка. — И помощь моя может пригодиться; раненых, например, перевязывать могу.
— Изъять! — настоял на своем военврач. — Иначе она с нагайкой не только на германские самолеты, но и на танки пойдет.
— Она — может, да… — признал старшина. — Характера — на эскадронный аллюр. Точно янычар в юбке.
7
Палатки десантного отряда «Скиф» располагались у истоков ручья, рядом со станом охотничьего хозяйства.
Территория стана, охваченная высокой оградой из дикого камня, состояла из большого двухэтажного особняка, трех одноэтажных построек и двух армейских вагончиков. Причем все это формировало внутри усадьбы некое подобие форта, в чьих пределах удобно держать круговую оборону. Вот только барону фон Штуберу доподлинно стало известно, что ни одно из подразделений красных оборону здесь не держало. Об этом свидетельствовало и состояние построек. Русское командование явно рассчитывало отсидеться по левому берегу Южного Буга, в окопах.
Местность здесь была пустынная, однако выбор ее начальником отделения СД и самим Штубером объяснялся просто — неподалеку, окруженный защитными лесополосами, небольшими рощицами и колючей проволокой, располагался некогда секретный полевой аэродром русских. Один из тех запасных, замаскированных под пустыри аэродромов, которые никогда не знали плуга — их грунтовые, хорошо утрамбованные взлетно-посадочные полосы скрывались под слоем дерна.
Да и стан этот, несмотря на соответствующую надпись на арке, никогда таковым не был. Штубер уже знал, что смотрителями его выступали члены семейства лесничего Дмитрия Гайдука. Однако оба сына лесничего были призваны в армию, а жену и двух невесток тот переправил к родственникам. Сам же Гайдук несколько дней отсиживался в подземном тайнике, надеясь, что немцы уйдут со стана так же быстро, как ушли недолго квартировавшие здесь румынские кавалеристы [8] , однако понял, что отряд немцев покидать стан не собирается, а незаметно уйти ночью не сумел. Или, может, не захотел?
8
Вся территория между Днестром и Южным Бугом, под наименованием «Транснистрия», была объявлена территорией Румынского королевства. Здесь действовали законы Румынии, и в течение всего периода оккупации по правобережью Южного Буга стояли румынские пограничные заставы.
Теперь, находясь в плену, он, бывший советский офицер, с досадой размышлял о том, как бездарно попался и как не по-мужски встретил свой военный час.
— Сколько лет вы охраняете этот секретный аэродром? — по-русски спросил его Штубер, усаживаясь верхом на стул у массивного стола, по другую сторону которого томился лесничий.
Барон видел перед собой крепкого жилистого мужчину уже хорошо под сорок. Фельдфебель Зебольд, опекавший лесничего, успел «приукрасить» его худощавое, слегка удлиненное лицо, но тем не менее оно оставалось достаточно выразительным и волевым.
— Какой еще аэродром? — иронично и несколько высокомерно переспросил майор НКВД.
— Полевой, запасной и, ясное дело, секретный, — отчеканил Штубер.
— Да нет здесь никакого аэродрома, и при памяти моей никогда не было.
Оберштурмфюрер развернул перед лесничим карту и ткнул пальцем в место у реки, обведенное коричневым карандашом.
— Вот он, аэродром «Буг-12», рядом с которым мы находимся и который вам поручено было охранять.
— Впервые слышу о таком, господин эсэс-офицер, — усталым голосом, глядя себе под ноги, проговорил Гайдук. — Это обычное армейское, «генеральское», как мы его называли, охотничье угодье. Ведомственность его не очень-то афишировалась. Если вы — охотник, могу порекомендовать: заяц здесь водится, перепел, лисы…
— Время от времени в этих местах генералы и партийные работники в самом деле устраивали некое подобие охотничьих забав. Однако все это — лишь прикрытие. На карты абвера аэродром нанесен еще в 1936 году.
— Что-то вы путаете, господин эсэс-офицер, — пожал плечами лесничий.
В ту же минуту Штубер метнул взгляд на ожидавших своего «выхода на арену» фельдфебеля Зебольда и специалиста по пыткам шарфюрера Лансберга. Мгновенно подхватив русского за руки, за ноги, они резким броском «посадили» его на пол, затем швырнули спиной о стенку.
Позволив ему немного прийти в себя, Лансберг, известный в отряде под кличкой «Магистр», в течение пяти минут отрабатывал на нем удары ребрами ладоней, каждый из которых, при более сильном исполнении, мог завершиться для «подопечного» переломом или своеобразным каратистским «нокаутом».
Буквально вырвав лесничего из рук шарфюрера, могучий, гориллоподобный Зебольд ухватил Гайдука за волосы, прижал лицом к шершавой каменной стене и по-русски, с характерным германским акцентом, спасительно проворковал на ухо: «Правду говори, идиот, иначе мой напарник сейчас начнет шкуру с тебя сдирать, с живого, он у нас мастер на выдумки… Тем более что барону и так почти все известно».