Фокус-покус
Шрифт:
— А что Джейсон Уайлдер на это сказал? — спросил я ее. На телевидении он обычно с лету ловил любую мысль, которую ему бросали, слюнявил ее, если можно так выразиться, и бросал обратно, так дьявольски подкрутив, что отпарировать ее было уже невозможно.
— Он выдержал паузу, — сказала она.
Я представил себе, как он был огорошен, раздавлен этой маленькой негритяночкой, которая говорила на множестве языков, чего он не умел, знала в 1 000 раз больше о Науке, чем он, и уж по крайней мере не хуже, чем он, разбиралась в истории, и литературе, и искусстве. Он никогда в жизни не приглашал таких людей на свою программу. Ему,
— Я Американец, а не Европеец. А она ему:
— Почему же вы тогда не поступаете как Американец?
38
Ну вот, а теперь и Японцы отступают. Их оккупационная Армия в Штатском отправляется домой. Массовый побег из Афинской тюрьмы был, по— моему, последней соломинкой, которая сломала спину верблюда, но они и до того бросали свои приобретения, просто бросали и уходили, не дожидаясь разорения, которое ударило бы их по карману.
Для меня остается тайной, зачем им понадобилось скупать страну в состоянии крайнего физического, духовного и интеллектуального оскудения. Может, они хотели таким образом свести с нами счеты за то, что мы сбросили на них не 1, а 2 атомных бомбы.
Таким образом, мы имеем пока что две группы, которые по доброй воле отказались владеть этой страной — главным образом потому, думается мне, что вместе с собственностью, движимой и недвижимой, им пришлось взять в придачу слишком много несчастных, озлобленных и все более пренебрегающих законностью людей всех рас и национальностей, у которых никакой собственности вообще не было.
Похоже, что они оставят за собой атолл Оаху, нечто вроде сувенира времен расцвета их империи, точно так же, как Британцы оставили за собой Бермудские острова.
Что касается несчастных и нищих людей всех рас и народов, то я часто старался себе представить, что ожидало бы Попечителей Таркингтона, если бы тюрьма в Афинах была предназначена не для Черных, а для Белых. Латиноамериканцы, я думаю, отнеслись бы к ним так же, как Черные, как будто они — ящеры-панголины, экзотические существа, не имеющие ни малейшего отношения к той жизни, какую прожили заключенные.
А вот Белые преступники, мне кажется, могли бы их убить или по крайней мере избить до полусмерти за то, что они думали об их судьбе не больше, чем о судьбе Черных или Латиноамериканцев.
Доктор Доул вернулась в Берлин. По крайней мере она мне сказала, что возвращается туда.
Я ее спросил, где она пряталась во время осады. Она сказала, что забралась в топку под старым котлом в подвале этой библиотеки. Бойлерной перестали пользоваться еще до моего поступления сюда, но демонтаж обошелся бы в кругленькую сумму. А здесь терпеть не могли расходы на улучшения, которые не бросались бы в глаза.
Так что во время осады она была всего в нескольких метрах от того места, где сидел я, занимаясь чудесной новой наукой — Футурологией.
Доктор Доул была невысокого мнения о своей стране. Она с возмущением говорила о неслыханном росте самоубийств, и убийств, и наркомании, о чудовищных показателях
— Зато у нас по крайней мере есть свобода слова, — сказал я. А она сказала:
— Это не то, что кто-то преподносит вам сверху. Этого приходится добиваться самим.
Пока не забыл: во время собеседования, когда она поступала на работу, она спросила Джейсона Уайлдера, какой институт он окончил. Он ответил: «Йейль».
— Знаете, как надо бы назвать это заведение?
— Нет, — сказал он. А она ему:
— «Техникум для Плантаторов».
Она мне рассказывала, что, когда жила в Берлине, приходила в ужас, видя вопиющее невежество Американских туристов и солдат — они не знали ни истории, ни географии, ни одного иностранного языка, никаких обычаев других народов. Она меня спросила:
— Почему большинство Американцев гордятся своим невежеством? Они ведут себя так, будто невежество придает им особое очарование.
Этот же вопрос, вполне серьезно, мне задавал и Элтон Дарвин, когда я работал в Афинской тюрьме. Там одновременно на всех телеэкранах запустили фильм времен 2 мировой войны. Фрэнк Синатра попал в плен к немцам, и его допрашивал майор СС, который говорил по-английски не хуже Фрэнка Синатры, играл на виолончели и рисовал акварелью в свободное время, и он признался Синатре, что ждет не дождется, когда кончится война и он вернется домой, к своей первой любви, лепидоптерологии.
Синатра не знал, что такое лепидоптерология. А это наука, изучающая ночных и дневных бабочек. Майору пришлось объяснять ему, что это такое.
И Элтон Дарвин задал мне вопрос:
— Как это получается, что во всех фильмах Немцы и Японцы всегда такие дошлые ребята, а Американцы — шуты гороховые, а под конец все же Американцы выигрывают войну?
Дарвин не считал, что его лично это касается. Все кадровые Американские солдаты были Белые. И не то чтобы это была пропаганда Белых. Это соответствовало исторической правде. Во время «Последней Петарды» Американские боевые части были разделены по расовому признаку. В те времена полагали, что Белые будут считать себя отбросами общества, если им придется жить, питаться и прочее вместе с Черными. Да и у штатских было то же самое. Для Черных были отдельные школы, их не пускали в большинство отелей, ресторанов и парков, где развлекались Белые. Их пускали только на сцену да в кабинки для голосования.
Их также периодически вздергивали или жгли живьем или как-то иначе напоминали им, что их место — на самом дне общества. Когда их заставляли надеть солдатскую форму, считалось, что у них нет ни решительности, ни инициативы в боевой обстановке. Так что их обычно заставляли заниматься неквалифицированным трудом или водить грузовики, в то время как на переднем плане Дюки Уэйны и Фрэнки Синатры совершали героические подвиги, Была, впрочем, эскадрилья истребителей, целиком состоявшая из Черных. Многие почему-то удивлялись, но сражались они отлично.