Фокусник

Леонтьев Лев

Так продолжалось четыре дня. А на пятый день в кабинете Круковера парочка доложила высокому собранию из пяти цюрихских банкиров:

– преступник – человек, обладающий телепортацией (тут кое–кто из банкиров хмыкнул – типа, это и без вас было понятно) и другими сверхспособностями, например, перемещение по белу свету вне физической оболочки;

– сообщников в банках у преступника не было;

– грабитель проживает в России; человек подневольный, работает в одиночку, но по указке хозяина, который имеет над ним власть; возможен шантаж или киднеппинг.

К этим сведениям следователи присовокупили план поимки грабителя, который состоял в следующем. В силу своей подневольности, грабитель, очевидно, будет вынужден продолжать обчищать сейфы. Но вряд ли он появится в хранилище, где его будет поджидать охрана. Скорее всего, в прошлый раз такое произошло из–за халатности вора: он побывал в хранилище и сразу же совершил вторую ходку, не убедившись в отсутствии в помещении людей. Человек, обладающий такими уникальными способностями как этот похититель, в состоянии дистанционно провести предварительную проверку помещения на предмет присутствия

в нём людей и открыто установленной видеокамеры. Впрочем, наличие видеокамеры вряд ли его остановит: ведь появляется он в маске и успеет исчезнуть до того, как охрана предпримет сколько–нибудь действенные меры по его задержанию. Поэтому следует установить в банках ловушки: приспособления, стреляющие паралитическими веществами. Как только охранники с помощью видеокамер зафиксируют появление непрошеного гостя, они тут же дистанционно произведут выстрелы из орудий и парализуют вора. Продолжая вводить грабителю наркотики, можно удерживать его в плену сколько угодно. Когда вор попадётся в ловушку?.. Сложно сказать. Чем больше будет организовано таких ловушек, тем выше вероятность скорой поимки. Сложно придумать другой способ поймать человека, способного дематериализовываться и перемещаться в пространстве. Не лишены здравого смысла попытки приманить грабителей путём активной публикации в журналах и газетах «подсказок» – рекламы банков, где установлены тайные ловушки. В этих статейках следует расписывать надёжность охранной системы банков, гарантии компенсаций в случае возникновения форс–мажорных обстоятельств, размеры финансовых оборотов. Можно также организовать несколько небольших по размеру, но богатых по содержанию частных хранилищ и также использовать их в качестве ловушек, «засветив» некоторые сведения о хранилищах в средствах массовой информации.

Предложенный поляками план поимки сильного впечатления не произвёл, ибо предполагал какое–то, причём весьма неопределённое по продолжительности, ожидание. Банкиры же рассчитывали заполучить вора в свои лапы, как по мановению волшебной палочки, чуть ли не в тот же день, востребовать с него утраченные богатства и как следует наказать негодяя. Возможно даже, получить некоторую прибыль. Поэтому польских докладчиков, покидающих собрание, сопровождали недовольные взгляды, а после их ухода высокая пятёрка дала волю эмоциям. Несколько раз прозвучало что–то вроде «и в чью голову взбрело пригласить этих поляков?..», сопровождаемое красноречивыми взглядами, но Круковера такие выпады нимало не смутили. Более того, он сообщил, что очень доволен результатами работы экстрасенсов, призвал соратников умерить пыл и приступить к предписанному экспертами оснащению хранилищ необходимыми для поимки вора приспособлениями. После этих слов Круковер невозмутимо поднялся, всем своим видом показывая, что на сегодня словопрений достаточно.

Часть 2. Когда–то очень давно

Самарская обл. – Москва – Свердловская обл., 19хх – 2009 гг.

– 1 –

Леопольд Леднёв часто вспоминал своё детство. Холодное, серое, безрадостное. Нет, он не был детдомовским волчонком, рос в нормальной семье. Нормальной… Пожалуй, только с виду. Папа и мама, отдельная благоустроенная квартира в новом микрорайоне небольшого городка. Вот только не было в той квартире счастья. Леопольд, несмотря на скромный возраст, уже всё прекрасно понимал. Чувствовал. Родители жили отчуждённо, часто ругались. Секс между ними случался лишь эпизодически и был чисто механическим занятием: супруг давно охладел к своей половине, а ей ничего не оставалось, как примириться с этим, когда многочисленные попытки поговорить по душам и наладить отношения не увенчались успехом. Потепление в отношениях наступало во время праздников: собирались гости, начиналось пиршество, и после нескольких рюмок хозяин добрел и посматривал на жену более чем снисходительно. В такие вечера, после ухода гостей, между супругами частенько происходили тёплые беседы, объятия. Наверное, в такие ночи секс был искренним. По этой причине хозяйка обожала праздники и готовилась к ним на славу: огромными сумками таскала из магазинов деликатесы, с удовольствием готовила, прибирала в доме. Муж, видя такое старание, одобрительно и даже с уважением поглядывал на жену: вот мастерица!.. Умеет творить чудеса, превратить скромное гнездышко в настоящий рай. Но праздники не бывают каждый день: гости расходились, и с последней вымытой тарелкой в доме устанавливался прежний прохладный климат. Чересчур прохладный. И, видимо, чтобы ему не было так холодно, отец пристрастился к алкоголю. Впрочем, это пристрастие удерживалось в определённых рамках приличия, и лишь изредка приводило к пьяным дебошам. Приходя с работы, отец, будто отгородившись от жены и сына невидимой стеной, пил пиво или домашнее вино, которое заготавливал ежегодно в изобилии (оно томилось с лета в трёх двадцатилитровых бутылях, терпеливо ожидая своего часа), иногда что–нибудь ел, потом совершал часовую прогулку по городу и, вернувшись домой, устраивался на диване у телевизора. Телепросмотры плавно переходили в сон. Супруга, нервничая из–за подобного отношения к ней и к семье в целом, всё чаще поздними вечерами засиживалась на кухне, дымя вонючими сигаретами и уставившись невидящими, стеклянными глазами в одну точку. Что она прокручивала в голове, что «смаковала»?.. И по какому разу?.. Порой она жаловалась на свою тусклую жизнь вслух, не стесняясь заходившего на кухню сына, а может быть, наоборот – радуясь нечаянному слушателю. Леопольд внимал, сопереживая матери. Сердце его наполнялось тоской, с этим чувством он и топал на следующий день в школу.

Возвращаясь в прошлое, Леднёв не раз задавал себе вопрос: почему его родители много безрадостных лет прожили вместе, прежде чем разбежались, – спрашивал и не находил ответа.

Он где–то слышал: вот в таких семьях отсутствует поле любви. И потому дети в них частенько чахнут, вырастают моральными уродами. Кем–то не от мира сего чувствовал и он себя в детстве. Наверное, со стороны он был похож на увядающий цветок: опущенные глаза, нерешительно или тайно поднимающиеся на окружающих, поникшие плечи, вялая походка. Разумеется, он рос в отчуждении одноклассников, не желавших дружить с ним, и ему частенько доставались побои соседских мальчишек и хулиганистых ребят из своего и параллельных классов. Ко всем горестям ещё и это имя. Леопольд!.. Ну почему родители назвали его этой дурацкой кличкой мультяшного кота?!. «Поля» – так пренебрежительно–ласкательно дразнили его сверстники. Или вот так: «Полька». И смотрели при этом с брезгливой насмешкой. Вроде как и за парня не считали.

Раздавленный жизнью, Поля неоднократно забирался на крышу соседнего девятиэтажного дома, подходил к её краю, зачарованно смотрел вниз… Страшно… Он вставал на карниз, осторожно пододвигался к пугающей пропасти – так, что носы ботинок повисали над ней, снова заглядывал вниз, представлял, как отталкивается и прыгает вниз, будто с вышки в воду, сначала раскинув руки, а потом, по мере приближения к земле, сводя их вместе; внимательно «разглядывал» то, во что превратилось бы его тело после падения на асфальтовую дорожку… Фу! Не хочется!.. Мальчик потихоньку отодвигался прочь от опасной черты, затем поворачивался и, потерянно втянув голову в плечи, направлялся к выходу с крыши…

– 2 –

У Леопольда, сколько он себя помнил, была очень нехорошая черта: он всегда очень долго стыдился, если совершал какой–нибудь проступок. Леопольд обвинял себя мощно, изощрённо, рассматривая своё поведение со всевозможных сторон: «Ах, как я был неправ!.. Ну, как я мог так поступить?!. Что подумали обо мне окружающие, что скажут они теперь, когда я снова покажусь им на глаза, как поведут себя по отношению ко мне?..» Самобичевание и попытки представить «что будет?!.» прекращались, лишь когда всё утрясалось и Леопольда прощали. В эти минуты у мальчишки будто камень сваливался с души (да какой там камень – огромный валунище!..)

Мнительность Леопольда проявлялась даже в мелочах. Часто даже сказанная им фраза или какой–нибудь жест могли послужить причиной долгих и мучительных переживаний: «Зачем я это сказал, ведь сказанное не очень умно?.. Что теперь обо мне подумают те, кто слышал мои слова, как мне смотреть им в глаза при следующей нашей встрече?!.» Или так: «А ведь моя фраза имеет второй смысл, – что если собеседники уловили именно его, и я понят не так, ведь тот, второй смысл, мог задеть их?..» Или вот так: «Ну почему эти слова я произнёс таким тоном, что даже мне не понравилось?.. Этот тон наверняка покоробил товарищей. И что за жест получился у меня, как он выглядел со стороны?..» Мальчик снова и снова представлял себя во всех произошедших ситуациях, даже выражение своего лица представлял, будто видел себя со стороны!.. Вспоминал всё до мельчайших подробностей: лица собеседников, как они многозначительно переглянулись и как взглянули на него при расставании. Леопольд вспоминал, а его богатое воображение услужливо и изощрённо рисовало ему всевозможные последствия произошедшего, и мальчик начинал переживать из–за того, что могло бы произойти в будущем.

Часто, решая, как поступить, Леопольд долго колебался. Как правило, после мучительных сомнений и, наконец, осуществления задуманного получалось не совсем то, или даже совсем не то, что ожидалось. Вот уж где он давал волю своим переживаниям!.. «Ну почему я всё–таки поступил именно так?!. Ведь явно: этот вариант – далеко не лучший; ведь был же вот такой путь, и даже – такой, и оба привели бы к гораздо симпатичному результату!..»

Тем не менее, несмотря на все свои внутренние проблемы, к шестнадцати годам Леопольд научился снисходительно посматривать на сверстников, на их ребячьи шалости и беззаботное веселье. Он чувствовал себя зрелым и умным, вернее, мудрым: то, что развлекало или занимало товарищей, казалось ему какой–то ерундой. Но даже когда в его постоянных переживаниях не было остроты, они тлели где–то в глубине души, словно торф на болоте, и тягостный дым этого тления присутствовал постоянно, временами сжимая сердце юноши невыразимой тоской и болью. И неизменно наступал момент, когда снисходительность и ощущение мудрости сменялись мощными и продолжительными депрессиями; причём чем дальше, тем острее, мучительнее и продолжительнее становились эти приступы.

Нередко острые переживания вспыхивали во время уроков: грудь наполняло дикое отчаяние, голову будто стискивало обручем, уже знакомая Леопольду тяжесть вновь появлялась в области сердца, и, казалось, стоны мальчишки готовы были вырваться наружу. Впрочем, так оно и случилось однажды, и соседка по парте участливо спросила: «Тебе что – плохо?..» А когда Леопольд сдавленно ответил: «Нет», возразила: «Плохо, плохо – я же вижу!..»

А с каким трудом ему стала даваться учёба!.. Если прежде не нужно было прикладывать ровным счётом никаких усилий для усвоения материала, то в старших классах приходилось по нескольку раз перечитывать одно и то же предложение, чтобы вникнуть в смысл. Поэтому познания Леопольда в биологии, географии и химии оставляли желать лучшего. Лишь литература, математика и, пожалуй, физика не доставляли ему особых хлопот. Литературные темы отвлекали, слегка успокаивали, доставляли наслаждение, а физические и, особенно, математические формулы порой захватывали настолько, что мальчик почти на час–полтора отключался от воспоминаний, переживаний и самобичеваний, которые владели им почти постоянно, стараясь не ослаблять цепкую хватку. Занялся чем–то? Увлёкся? Забылся?.. Не тут–то было! Надоедливо невыносимые мысли вклинивались в его жизнь, возвращая напряжение и превращая в тягостную муку любое занятие, изначально обещавшее отдых и веселье.