Фолклендское коммандо
Шрифт:
Офицеры КВФ особенно язвительно отзывались о том, как с «Фирлесса» руководили размещением кораблей во время налетов, чувствуя, что их ставят в неоправданно уязвимые позиции. На самом деле, было совершенно ясно, что конвойные суда КВМФ, «голкиперы» ПВО, находились в наиболее уязвимом положении из всех и в результате пострадали больше всего. Конечно, если у вас для защиты есть только несколько пулеметов и ракет «Блоу пайп», вы будете чувствовать себя незащищенным, где бы вы не находились.
Внезапно, все эти ожесточенные дискуссии стали шокирующе актуальными, потому что в тот же вечер, 8-го июня, два корабля КВФ, «Сэр Галахэд» и «Сэр Тристрам» в Блаф-Ков попали под бомбежку и понесли большие потери.
После затишья в воздушных
Весь вечер продолжалась серия непрерывных воздушных налетов, но мы работали и разрабатывали планы, несмотря ни на что. Были смутные сведения, что на юге нанесен удар по КВФ. Потом последовал намек, что наша операция может быть отложена. Еда и питье на борту «Сэра Ланселота», любезно предоставляемая китайскими поварами и стюардами, была превосходна. После всех наших приключений, спокойный вечер был очень кстати в отличии от кошмара еще одной ночи в вертолете. Ничего не было ясно и я был поставлен перед дилеммой — оставаться трезвенником, на случай если мы действительно отправимся после плотного ужина, или выпить несколько столь необходимых кружек пива и довольно много вина. Трудное решение — пустяки вперемешку с трагедией.
Стив Хойланд принес еще несколько писем, которые попали к нам каким-то чудом, я прочитал их, затем переадресовал на свое имя и отправил на «Интрепид». Там были музыкальные кассеты из дома, несколько старых писем, отправленых еще до начала военных действий, в том числе много раз пересланное окончательное предложение о расценках, отпечатанное красным, из другого, очень далекого мира, которое казалось совершенно нелепым.
Когда мы сели ужинать, стало ясно, что новости из Блафф-Ков очень скверные и что все вертолеты, вероятно, будут использованы для спасения раненых. Я решил, что наша операция перестала быть первоочередной и наверняка будет отменена. Карта вин манила к себе.
Когда стало ясно, что валлийские гвардейцы понесли очень серьезные потери, я мог только надеяться, что с моим братом Питером все в порядке. (Я еще не знал, что его перевели в Шотландскую гвардию, и поэтому он не был участником трагедии).
Еда была отличной: выбор между превосходными китайскими блюдами и стейками, рыбой, сыром и десертом, с очень хорошим беспошлинным вином. Нам нужно было поднакопить калорий, и мы прошли через полный ужин из пяти блюд, завершив его кофе. В данных обстоятельствах все смотрелось совершенно странным, но нам не требовалось никаких уговоров, чтобы извлечь из этого максимальную пользу. Мы съели похлебку из моллюсков, улиток, бифштекс, пудинг и сыр с вином, а потом еще выпили по паре кружек пива. Потом операция была отменена официально, мы хорошо выспались и на следующий день смогли спокойно и всесторонне разобраться со своим снаряжением.
Вспоминая ту ночь, когда аргентинские ВВС нанесли, возможно, самый жестокий удар, я поражаюсь тому, как мало мы знали о том, что творилось в Блафф-Ков, и как мало это нас отвлекало от того, что мы делали. Время от времени до нас доходили обрывки информации: сообщения о том, что пилоты «Си Кинга» творили чудеса, отгоняя потоком воздуха оранжевые спасательные плоты от горящего корабля, и противоречивые сообщения о количестве жертв. Я не знал о череде новых катастроф, которые могли сделать меня печальным, больным, сердитым или обеспокоенным. Мы пятеро держались друг за друга и хорошо понимали, чем должны заниматься. Времени думать о чем-то другом не было. Когда весть о трагедии в Блафф-Ков просочилась наружу, это была еще одна боль, которую нужно было пережить. Но это была не наша ответственность, и мы ничем не могли помочь.
О пострадавших позаботятся так хорошо, как только возможно, и поэтому мы максимально использовали дополнительные 24 часа передышки, которые дала нам Блафф-Ков.
В результате бомбежек в Блафф-Ков погибло около сорока солдат и как и в случае с некоторымии другими потерями этой кампании, Министерство обороны и Уайтхолл плохо справились со своей задачей. Журналист «Дейли Стар», Мик Симарк, стал свидетелем всего инцидента, включая драматические попытки вертолетчиков спасти людей с горящих кораблей. Симарк описал то, что позже назвал самыми трогательными из тех событий, которые он когда-либо освещал, отправив свою копию вертолетом на один из кораблей для передачи в Министерство обороны. Но его сообщение было «потеряно» — скорее всего, цензурой МО. Тогдашний командующий Сухопутными войсками Великобритании, генерал сэр Джон Стэньер, признал, что его потери «никогда не были удовлетворительно учтены». «Дейли Стар» опубликовала эту историю после войны, как «статью, которую Министерство не позволило нам прочесть в свое время».
Радиолюбители распространяли сообщения о тысячах жертв. Буэнос-Айрес быстро сообщил о потере британцами большей части батальона. В действительности — треть Уэльской гвардии была ранена или убита, что, вкупе с потерей техники, фактически вывело батальон из строя.
Министерство обороны согласилось не публиковать никаких данных о потерях до окончания боев, поскольку это помогло бы аргентинцам. Однако Бернард Ингхем, пресс-секретарь премьер-министра Тэтчер, сопровождавший ее в поездке в Дюссельдорф, был спрошен о наиболее сильно пострадавшем корабле «Сэр Галахад» и сказал: «Я не могу понять, почему все поднимают такой шум из-за этого, ведь были убиты только сорок человек».
Тогдашний директор по связям с общественностью Армии, бригадный генерал Дэвид Рэмсботэм, сказал мне впоследствии: «Он не имел никаких контактов с МО, это было дело только МО, и не было чертовым делом Бернарда Ингхэма». Связи с общественностью на войне не имеют ничего общего с защитой репутации министра. Заголовки типа «Попался» продолжали появляться, потому что люди, вроде Бернарда Ингхэма на самом верху, не думали о последствиях. Если они не были ответственны, то чего можно было ожидать от редакторов?
После войны, когда кипы газет, датированных прошедшими числами, наконец дошли до нас, мы были шокированы и разочарованы сенсационными, ура-патриотическими заголовками газет.
9 июня для «Сэра Ланселота» выдался спокойный день. Я потратил это время, пытаясь прояснить, что мы будем делать, когда доберемся до хребта Бигля.
Моя основная роль состояла в том, чтобы обстрелять транспортный самолет С-130, использовавший аэропорт после наступления темноты. Затем она была изменена на сбор информации и управление огнем по любым целям, которые я мог увидеть. Это поставило меня перед дилеммой, которая так и не была решена: означало это только военные цели за пределами Порт-Стэнли или они могли включать военные цели в самом городе?
Мы не должны были открывать огонь по целям вблизи какого-нибудь населенного пункта. Стрельба вблизи больниц была полностью запрещена, поскольку они были защищены знаком Красного креста стрельба вблизи них была серьезным нарушением международного права. Итак, как близко к больницам я мог стрелять, и каковы были приоритеты выбора цели?
Изучая аэрофотоснимки и планы города, я понял, что «арджи» разместили свои радары, места дислокации войск и вертолетные площадки между гражданскими домами. Все их вертолеты «Чинук» были на стоянке у городского госпиталя, эти вертолеты средней грузоподъемности были средством, с помощью которого они могли нанести неожиданный контрудар по нашим уязвимым тылам, эта вертолетная площадка была для меня исключительно приоритетной целью. Если мы проиграем эту войну и я выживу, мне казалось, что суд над военными преступниками будет моей самой вероятной судьбой.