Фолклендское коммандо
Шрифт:
Моя собственная трагедия с гибелью трех женщин на Фолклендах, больше никогда не упоминалась, если не считать рассказа полковника Кейта Ива о том, как сильно пострадал дом и рассказа сержант-майора батареи Джока Малькома о том, что произошло на корабле. И я не знаю, насколько другие были осведомлены о моей вине. Так что, хотя последствия этой ужасной трагедии, казалось, не потребовали от меня предстать перед следственным комитетом, либо какого-либо другого расследования (по крайней мере, ничего из того, о чем бы я знал), то же самое не будет справедливо и для остальных.
Глава 13
Дом
«Канберра» сделал остановку у побережья Англии,
«В Саутгемптоне нас ждет такой прием, какого вы никогда раньше не видели, и уж точно — ничего подобного не было со времен окончания Второй мировой войны. Я точно знаю, что некоторых из вас будут встречать родители и подруги, и я расскажу этим людям подробности позже. Вы должны знать, что остававшиеся дома были в очень большом напряжении, гораздо большем, чем вы думаете, и во многих отношениях более тяжелом, чем мы. Я вернулся домой на прошлой неделе, прилетев с Вознесения, и обнаружил, что моя семья выглядит очень уставшей и измученной. Вам придется быть осторожными и внимательными со своими семьями, и обращаться с ними мягче, потому что они сильно беспокоились.
У нас есть транспорт, которым прибывают из Пула ваши семьи. Те, кого не встречают, могут уехать в Пул на этих автобусах, но, разумеется, вы можете делать все, что вам нравится. Насколько я понимаю, несколько отелей в городе предлагают нам бесплатные номера, обеды и т. д. И у меня есть здесь список.
К сожалению, в понедельник утром мне придется попросить вас всех вернуться на службу. Как вы, конечно, понимаете, у нас очень много дел, и я хочу закончить их на следующей неделе, чтобы все могли убыть в отпуск. Хотя мы еще не все продумали, у вас должно быть по крайней мере шесть недель. Еще я бы попросил вас быть осторожнее с теми парнями, которые не отправились вместе с нами. Они будут чувствовать себя очень отстраненными от происходящего. Просто помните, что они не виноваты в том, что не пошли с нами, и они так же хороши как и вы, но им нечего рассказать.»
Мои родители приехали в Саутгемптон, чтобы встретить меня. Все приготовления были сделаны тыловой службой 148-й батареи, которая проделала отличную работу, держа всех в курсе событий и организовав транспорт, чтобы доставить наши семьи на пристань. Они также выполняли наши обычные рабочие и учебные обязанности, насколько это было возможно в наше отсутствие. Атмосфера на «Канберре» была выжидательной и сдержанной. Мы хотели вернуться домой, чтобы продолжить нашу нормальную жизнь с того момента, когда она была прервана в конце марта. Каждый день с момента капитуляции воспринимался как досадная задержка возвращения домой. Идея грандиозного приема была прекрасна, при условии, что это не помешает нам уйти в отпуск. Слухи о большом параде, со всеми репетициями и неизбежной подготовкой к чему-то, что никого из нас даже отдаленно не интересовало, наполнили нас унынием. Несмотря на эти циничные мысли, прием его масштаб, теплота и эмоциональность застал нас всех совершенно врасплох. Мы были ошеломлены, некоторые из нас молчали и погрузились в воспоминания.
Кто-то пробормотал отрывок из горькой поэмы Киплинга: «Эй Томми, так тебя и сяк, скотина, прочь ушел! Но враз «страны спаситель», коль пушек гром пошел», потому что чувствовал, что мы только что ушли, как бывало уже много раз, сделали свою работу,
Участие в боевых действиях означало, что очень многое прошло мимо нас. В наше отсутствие транслировали огромное количество новостных лент и документальных фильмов. Мы не понимали ни масштаба операции «Корпорация», ни тех национальных чувств, которые она пробудила дома. Мы выработали своего рода «туннельное зрение» — вероятно как защитный механизм, чтобы пройти через все это. Необычайный прием превратил эту слепую близорукость в сияние цветной объемной славы. Вертолеты «Си Кинг» взлетели и вернулись на базу в Калдроуз, а затем в фиолетовом вечернем тумане впервые показались берега Корнуолла. Вахтенный офицер сообщил эту новость по всему кораблю, и никто не возражал против того, что его побеспокоили. Поручни по левому борту «Канберры» были переполнены, и мы смотрели, как вдали в бледном вечернем свете вырастает береговая линия.
Мои мысли были своеобразной смесью удовлетворения, меланхолии, предвкушения и нетерпения.
Все заканчивалось, и мне было немного грустно. Но я был благодарен тому, что все закончилось для нас благополучно. Меня не оставляли печаль и размышления о друзьях, которые не вернутся, и размышления о тщетности внезапной смерти. Эта печаль и эти мысли иногда возвращаются, чтобы преследовать меня.
Неровная береговая линия казалось бледной и неземной в летнем тумане воплощение всех тех грез, которые мы никогда не осмеливались позволить себе. Сначала я подумал, что мы находимся на южной оконечности Лизарда, но потом понял, что смотрю на Каррик-Роудс. После часа пристального созерцания, размышлений и тихих разговоров я спустился вниз принять душ перед особым ужином от компании «P&O» — они собирались продемонстрировать нам немного из обычного круизного стиля.
Наша последняя ночь на «Канберре» началась с концерта оркестра Королевской морской пехоты. В то время, как мимо скользило южное побережье Англии, на игровой палубе звучали марши, популярные песни и шедевры классики. Сгущались сумерки, но, несмотря на них, когда мы проходили мимо приморских курортов, из них выходили маленькие лодки, гудели туманные ревуны, махали отдыхающие. На берегу зажглись уличные фонари, припаркованные на утесах и пляжах машины мигали нам фарами. В некоторых местах фары мигали синхронно, вероятно, под управлением местной радиостанции. Казалось, что наконец-то мы сделали это и на «Канберре», в точности так, как Стив Хойланд фантазировал на нашей холодной мокрой лежке всего несколько недель назад.
После роскошного ужина мы устроили вечеринку в каюте полковника Кита Ива. Я совершенно справедливо получил строгий выговор от Майка «ХС», из-за длины моих волос и общей неряшливости. Если учитывать внимание со стороны прессы завтра, я был не в самой презентабельной форме. Я помню, как с грустью осознавал, что мы возвращаемся к военной нормальности. Но мы похитили Салли, очень симпатичную певицу, которая была частью труппы, отправившейся на о. Вознесения. В свободной каюте Кентербери-Корт мы «защищали» ее от возможных охотничьих набегов вертолетчиков. У Салли были ножницы и расческа, она увела меня на столь необходимую стрижку, и ее последующие заботы не позволили мне задуматься о несправедливости военной жизни.
На следующее утро распространенным явлением были тяжесть в голове и набитый шерстью рот. На припасенные специально для этой цели за последние три недели запасы виски был совершен великий набег. Но встали мы как раз вовремя, чтобы сдать свои постельные принадлежности и упаковать вещи. «Канберра» приближался к берегу, двигаясь мимо портов и курортов Дорсета, низких песчаных дюн Студленда ко входу в гавань Пула нашу родную базу. Несмотря на ранее утро, несколько приветствующих нас судов шли рядом с нами.