Фомич - Ночной Воин
Шрифт:
Приёмник пыхтел и булькал, явно желая высказаться, вопреки всем законам физики и логики. Я повертел верньер настройки. На всех частотах был шорох и свист. Я загнал бегунок шкалы до отказа влево, он ушел, ускользая за оконце шкалы настройки. Опять раздался щелчок, и отчётливый голос сказал, откашлявшись:
– Ещё рано...
Я вздрогнул и замер, вслушиваясь, но больше ничего, кроме шороха и свиста, не услышал.
Решив, что всё это мне просто показалось, я выключил приёмник и пошёл к печке распаковывать рюкзак.
Перелив часть
Я достаточно опытен в походной жизни, ещё со школы увлекаюсь туризмом, но мои навыки кострового не помогли мне в разжигании русской печки. И дрова были сухие и звонкие, и кора, и лучина загорались быстро и весело, но стоило прикрыть дверцу печки, как всё моментально гасло, дым валил в комнату.
Что я только не делал! Я и растопку перекладывал, и дрова тоже, и в печку дул старательно, - ничего не помогало...
– Не, братка, так у тебя дело не сладится. Открой заслонку, угоришь...
– А ты почём знаешь?
– увлечённый растопкой, не очень вежливо фыркнул я.
И тут же опять едва не подпрыгнул, хватаясь за топорик и оглядываясь...
Он стоял, прислонившись к косяку прямоугольной двери, вырисовываясь тёмным силуэтом. Я готов был поклясться, что закрыл за собой дверь, но сейчас она была распахнута, а я даже не слышал, чтобы её открывали. Мужчина стоял на пороге, не делая попыток войти. Разглядеть его в лицо было невозможно, он стоял в темноте, не переступая порог, но мужик был крупный, рослый и плечистый.
– Я-то знаю...
– с усмешкой, непонятной мне, ответил он на мой вопрос.
– Открой заслонку, увидишь, сразу всё будет хорошо... Ты что, испугался меня?
– спросил он, заметив мою нерешительность.
– А что мне тебя бояться?
– храбрясь, ответил я.
Хотя, конечно же, если и не напуган, то насторожён был, это точно.
Откуда в этой ночной глухомани, в грозовую ночь, взяться человеку?
"Может, дезертир, или преступник беглый?" - пронеслось у меня в голове.
– Да не сомневайся ты, - добродушно, хотя и бесцветным голосом, сказал мужик.
– Я своё отбегал. Мне бегать не от кого, да и не откуда.
– Извини, - смутился я.
– Это я про себя подумал, да видно растерялся и вслух сказал. А что мне бояться? Что с меня взять?
– Я и вижу, что ты никого не боишься, - невидимо усмехнулся гость. Даже в избу не приглашаешь
– Извини, - совсем сник я.
– Говорю, растерялся... Заходи, конечно. Сейчас чайку можно попить, а по случаю знакомства и покрепче найдем кое-что... Меня, кстати, Дмитрием зовут... А тебя?
– Меня-то?
– вроде как даже удивился он моему вопросу.
– Зовут меня Фомич... Когда зовут...
Добавил он после некоторого раздумья, отрываясь от косяка, и перешагнул порог. И уже входя в двери, сказал странную фразу, смысл которой я понял намного позже:
– Я не сам по себе в избу захожу, я по приглашению захожу...
И только-только рот я открыл, чтобы переспросить его, что это значит, как на улице громыхнула гроза. И ещё раз! И ещё!!! И только я рот раззявил поторопить Фомича, чтобы он поскорее проходил, да дверь за собой закрывал, да так и застыл с широко раскрытым ртом. Потому что в этот момент опять громыхнуло, и я увидел - МОЛНИЮ!
Конечно же, не молния напугала меня до оцепенения. Нет. Меня напугало то, КАК я её увидел!
А увидел я эту молнию - через Фомича! СКВОЗЬ! И вот тут у меня на голове зашевелились волосы: Фомич - был ПРОЗРАЧНЫЙ!!
На улице гремели громы, полыхали молнии, а в двери входил, не касаясь ногами пола, Фомич, сквозь которого можно было видеть...
Глава третья
Избушка. Фомич и другие.
Я обмер, обречённо понимая своё полное бессилие перед прозрачным, бестелесным призраком...
И тут опять громко щёлкнуло в приемнике, и он САМ по себе включился, откашлялся, и заговорил:
– Говорит Радио! Говорит Радио! А вот теперь - пора! Время полночь!
Потом Радио прошуршало, пощёлкало частотами, словно языком поцокало:
– Да, говорю я кому-то, время - полночь... Блям-блям...
Это не внутри у Радио что-то блямкнуло, это Радио само сказало унылым голосом. Да-да, именно так и сказало: "Блям-блям..."
Тут же заскрипело что-то в углу, на стенке за моей спиной, зашуршало, щёлкнуло, и, откашлявшись, прохрипело густым басом:
– Ку...
– и опять надрывно закашлялось.
Я взглянул в угол. Там висели не замеченные сразу ходики с домиком, с гирями на цепочке и с оловянной, плохо раскрашенной кукушкой, отчаянно кашляющей и чихающей на жёрдочке около дверцы в свой крошечный домик.
Часы с кукушкой я как-то раз в своей жизни видел. Правда, бездействующие. Но про часы с чихающей и кашляющей кукушкой мне даже слышать никогда не приходилось. А уж увидел я такое впервые в жизни.
Кукушка тем временем закончила свой отчаянный чих, вытерла клюв крылышком, и продолжила:
– Ку-ку...
– и опять замолчала, на этот раз, наклонив голову на плечико и к чему-то прислушиваясь.
И тут опять заговорило Радио. Голос у него был недовольный:
– Ну, и что дальше? Опять внутренний голос посетил? Опять в смысле и о смысле бытия? Как это? А, вот: "куковать, или не куковать?" и "кому это надо?" Ты скоро будешь совсем как люди, жизнь твоя будет состоять из одних вопросов. А работу кто выполнять будет? Домовой, или Балагула?
– Вот так всегда!
– вскинулась Кукушка.
– "Работа", "работа", да разве это - работа? Ты вон блямкнуло, сообщило время, и хватит, достаточно. А я-то здесь зачем? Мне-то зачем это нужно?