Фонарщик
Шрифт:
Купер с сомнением покачал головой и пробормотал что-то о детях, которые даже для своих родителей отнюдь не являются благословением.
Но ничто не могло поколебать решимости Трумана.
– Даже если бы я сам не решился в тот вечер оставить Герти у себя навсегда, Бог мне внушил это устами человека, которого я считаю ангелом. Вы знаете мисс Грэм? Бедная девушка! Если даже мир темен для нее, она сама делает его светлым для других. Она была так добра ко мне – со времени того самого несчастья, которое случилось со мной пятнадцать лет тому назад у ее отца. Я рассказал ей
Труман так увлекся рассказом, что не заметил, как Герти встала, подошла к нему, устремив на него широко раскрытые глаза, и, стараясь не дышать, внимательно слушала его слова. Она тронула его за плечо, он протянул к ней руки. Герти бросилась к нему, спрятав лицо у него на груди и плача от радости.
– Я останусь у вас навсегда? – прерывающимся голосом спросила она.
– Да, да! – ответил Тру. – И пока я буду жив, ты будешь моей дочерью!..
Глава V
Первые шаги на добром пути
Был ненастный вечер. Герти у окна поджидала возвращения Трумана. Она чисто одета, волосы причесаны, лицо и руки тщательно умыты. Девочка совсем поправилась. Хотя она все еще худенькая и бледная, но ее обычный несчастный вид уступил место счастливому и даже несколько гордому выражению. Возле нее на подоконнике лежала толстая и красивая кошка – мать ее несчастного любимца.
Послышался глухой шум в стене. Старый дом был очень удобен для крыс, и они временами устраивали в нем настоящие пиршества. Казалось, камин рушится. Герти не боялась, она слишком часто слышала этот шум у Нэн Грант. Но кошка насторожилась и была готова ринуться в бой. Наверное, ни одна боевая лошадь так не воодушевлялась при трубных звуках, как эта почтенная кошка, заслышавшая своих неприятелей.
– Сиди спокойно, кисонька, – сказала Герти, – оставь крыс в покое. Знаешь, надо быть умницей и ждать, пока придет дядя Тру.
Герти с гордостью оглядела комнату, затем влезла на подоконник, откуда можно было видеть двор и входящего фонарщика, но его еще не было.
Она взяла кошку на руки, оправила платье, с гордостью взглянула на свои чулки и башмаки и запаслась терпением.
Никогда еще старик так не запаздывал. Наконец – когда уже совсем стемнело – послышались его шаги. Но несмотря на все свое нетерпение Герти не бросилась бежать, как обычно, навстречу дяде, она ждала его, а когда услышала, что он вышел из чулана, где оставлял свою лестницу и тряпку, спряталась за дверь. Несомненно, она готовила ему какой-то сюрприз. Кошка, которая не была посвящена в тайну, выбежала навстречу Тру и стала тереться головой о ноги своего хозяина – это было ее обычное приветствие.
– Ну, что, усатая, – сказал Труман, погладив ее, – а где же моя девочка?
Тут из-за двери выпрыгнула Герти и, весело улыбаясь, предстала перед фонарщиком.
– Да какая же ты нарядная! – воскликнул Труман, поднимая ее на руки. – И кто же это тебя
– Это миссис Салливан меня одела и причесала, а еще… Да что же, дядя, разве ты не видишь?
Труман окинул взором комнату. Его восхищение даже превзошло ожидания девочки. Да и немудрено: его квартира стала неузнаваемой.
До Герти ни одна женщина не хозяйничала здесь. Тру жил один и сам убирал или, вернее, не убирал вовсе. Редко когда и подметал-то, а чтобы хорошенько убрать – это ему, конечно, и в голову не приходило. Пыль и копоть покрывали стекла, и хотя в комнате было два окна, но они давали немного света. По углам висела паутина, под решеткой камина лежала куча пепла и мусора, мебель была расставлена как попало, а кровать, которую соорудил себе Тру за время болезни Герти, и разные вещи, необходимые больной, еще больше увеличили беспорядок.
А миссис Салливан была сама чистота. У нее в квартире все блестело, на ее скромном платье никогда не было ни пятнышка. Одежда отца и сына тоже всегда носила следы ее забот. Маленькая и худенькая, она была энергичнее многих сильных и здоровых и искренне жалела людей, лишенных домашнего ухода.
До болезни Герти она никогда не заглядывала к соседу. Но увидев, в каком хаосе он живет, она решила, как только Герти поправится, вместе с ней заняться уборкой и чисткой комнаты Трумана. Она всегда считала, что чистота и опрятность необходимы каждому человеку.
Однажды Герти стояла в коридоре и украдкой заглядывала сквозь полуоткрытую дверь в комнату миссис Салливан.
– Заходи, Герти, – сказала соседка, увидев ее, – не бойся, подойди ко мне. Посмотри, что я глажу, – это твое платье. Теперь все твои платья готовы. Ты рада, что у тебя все новое?
– О да, тетя. Все это будет храниться у меня?
– Конечно!
– Но куда же я их положу? В нашей комнате совсем нет места.
– Часть ты наденешь, а остальному мы уж как-нибудь найдем местечко.
– А какая у вас большая комната!
– Ваша комната точь-в-точь такая же.
– О, наша комната совсем не похожа на вашу! У вас тут нет постели, стулья стоят у стены, стол блестит, пол чистый, а камин совсем новый. И солнышко так хорошо светит в окна! А у нас так тесно… Сегодня дядя Тру чуть не упал, споткнувшись о щипцы. Говорит, повернуться негде!
– Где же эти щипцы лежали?
– Где-то на полу, тетя.
– Это для них не место. Если бы ваша комната была прибрана, она была бы такая же, как моя.
– А постели-то куда деть?
– Я уже думала об этом. У вас рядом с комнатой есть чуланчик. Там отлично поместятся кровать и стул, а то и два. Вот тебе и комната.
– Вот было бы чудесно-то! Тогда дядя Тру мог бы спать на своей кровати, а я там, на полу.
– Почему на полу? У меня есть кроватка, на которой спал Вилли, когда жил дома. Я дам ее тебе, а ты будешь все у себя держать в порядке.
– О, конечно! Вот только справлюсь ли? Ведь я ничего не умею…
– Тебя не учили, дитя мое! Но девочка в восемь лет может многое делать, если только она терпелива и старательна.