Фонтаны на горизонте
Шрифт:
Бита его карта. Твоя очередь сдавать!
Еще не бита, — серьезно ответил Курилов. Он поднялся к Можуре. Капитана Курилов застал
в отличном расположении духа. Можура дымил трубкой, легко шагая по мостику, глаза его совсем потонули в море веселых и лукавых морщинок.
Что, не терпится к пушке стать?
Леонтий указал глазами на Грауля, неподвижно стоявшего на гарпунерской площадке.
Он там словно цепями прикован.
С характером, — отозвался Можура. — А ты тоже терпенья наберись. Скоро ты его сменишь.
Когда же?
Все
Грауль, оглянувшись на мостик, быстро поднялся по трапу и подошел к ним.
Почему бошкарь не наблюдайт за море? — обратился он к Можуре.
Грауль говорил отрывисто, глаза его зло смотрели на капитана. Курилова гарпунер точно не замечал. Граулю казалось, что сегодня все против него.
Вы правы, — согласился Можура, — бочкарь сейчас будет на фок-мачте.
Грауль мельком взглянул на Курилова, вернулся к пушке, но удовлетворения от того, что его требование исполнено, он не испытывал. Все обстоит чертовски плохо, и еще никогда его положение на флотилии не было так неустойчиво, как сейчас. «Да, да! — говорил себе Отто. — Это провал. Даже фотографирование пришлось бросить!».
У большевиков какие-то особенные, цепкие глаза. Спасли команду угольщика, поймали резчика, пытавшегося вывести из строя механизмы на разделочной площадке. Да и на себе Грауль ощущал взгляд не одной пары настороженных глаз. Он мучительно думал, искал выхода из создавшегося положения, но выхода не было. Невидимая, но огромная сила была против него, как вот этот бьющий в грудь упругий ветер. Хотя нет, — против ветра можно устоять, а против той силы, которой обладают русские, не устоишь — она опрокинет!
Гарпунер с горечью и злобой вспомнил вчерашний разговор в каюте Северова. Оживление на судне заставило его оглянуться, и Грауль не поверил своим глазам: в бочке на фок-мачте сидел Слива.
Боцман, заметив, что гарпунер смотрит на него, помахал ему рукой:
Гутен морген!
У Грауля перехватило дыхание от ненависти. Он увидел Курилова рядом с Можурой и в первое мгновение хотел было бежать к капитану, заставить его убрать Сливу, а Курилова загнать в бочку. Он был готов на все, чтобы Курилов держался подальше от пушки. Но голос Сливы остановил его:
По носу бахчисарайский фонтан!
Можура, отдав приказ машинисту идти полным ходом, сделал боцману замечание:
Бочкарю докладывать коротко и ясно, без лирических отступлений.
Есть перейти На телеграфный код! — весело отозвался Слива.
«Шторм», набирая ход, шел к стаду китов.
Грауль растерялся, когда «Шторм», буксируя двух сейвалов, подошел к базе, находившейся в заливе. Около ее борта стояли китобойцы «Труд» и «Фронт». Они привели по одному киту. База встретила «Шторм» гудком, и он прозвучал для Грауля похоронной музыкой.
«Ошибка, ошибка, — думал гарпунер. — Эти олухи Трайдер и Лунден перетрусили и начали бить китов». Грауль выругал гарпунеров и тут же вспомнил, что и сам-то убил двух китов — столько, сколько они оба вместе.
«Не бить! Стоять у пушки и не бить! Мазать!» — приказывал себе Грауль. Вытерев лицо одеколоном, он вышел из каюты на палубу. «Шторм», передав базе своих китов, отправлялся в море. Грауль против своего желания покорно поплелся к пушке. Ему так и не удалось переговорить с Лунденом и Трайдером. А те, увидев добычу Грауля, окончательно решили, что единственная возможность не допустить русских к пушке — это самим бить китов.
Грауль понял, что для русских теперь не имеет особого значения, сколько он убьет китов: им нужны свои гарпунеры, на его место они решили поставить Курилова. «Не пущу! — решил Грауль и тут же растерянно подумал — Но ведь не могу же я торчать у пушки днем и ночью!»
Выход был найден совсем неожиданно. Грауль стоял на площадке, окидывая взглядом пустынное море. Китов не было видно. Гарпунер быстро оглянулся назад. На судне никто за ним не наблюдал. Тогда он незаметно, воровскими движениями вынул из затвора пушки маленькую, размером с мизинец, шпильку и, опустив ее в карман кожаной куртки, сбежал с площадки на палубу.
Спустя несколько минут Можура вызвал Курилова:
Пушка свободна. Становись!
Есть! — радостно улыбаясь, ответил Курилов.
Бить тебе, не перебить! — пожелал товарищу Слива.
2
На базе было шумно. На разделку поступило сразу четыре китовых туши. Рабочие весело переговаривались, работали быстро и с удовлетворением, которое всегда бывает у людей, соскучившихся по труду.
На кормовой площадке бригада Ли Ти-сяна ловко снимала с кита сорокасантиметровый слой жира. Маленькая живая фигура китайца мелькала всюду. Вот Ли Ти-сян остановился около молодого парня и, проследив с минуту за его работой, покачал головой:
Пухо, шибко пухо!
Почему?—парень, сдвинув на затылок фуражку, вытер рукавом мокрый лоб. Лицо у него было красное от натуги. Работал он добросовестно, но неумело, всей силой налегал на флейшерный нож, и тот, рассекая слой жира, застревал в мясе.
Думай надо!
А чего тут думать? — обиделся парень.
Твоя смотри здеся! — Ли Ти-сян ловко, несколькими ударами ножа рассек толстый слой жира до самого мяса.
Здорово! — восхищенно воскликнул парень. — Ну-ка, пусти, я сам попробую!
Но у него не получалось. Рабочий сконфуженно посмотрел на Ли Ти-сяна. Тот мягко, ободряюще улыбнулся и, взяв парня за руки, стал учить его с таким терпением и внимательностью, что ему позавидовала бы любая учительница, показывающая малышу, как вывести первую букву.
Толково! — признался парень, когда наконец он без особых усилий отсек ленту жира.
Ли Ти-сян похлопал парня по плечу и, блестя глазами, побежал дальше, но его окликнули.
К бригадиру подошли Северов, Горева и Ольга. Ли Ти-сян с тревогой подумал, что они заметили что-нибудь неладное. Но Северов сказал: