Фонтаны на горизонте
Шрифт:
— Пройдем ко мне, — шепотом проговорила Захматова, указывая на Ли Ти-сяна. Китаец сидел в кресле, уронив на грудь голову, и крепко спал. — Не будем мешать. Только сейчас уснул. Всю ночь дежурил.
—- Как состояние? — спросил Северов, когда они вошли в маленькую каюту Захматовой. — Тяжелое?
Елена Васильевна кивнула и потянулась к коробке папирос, взяла одну, но, вспомнив замечание Северова, смяла папиросу и швырнула ее в пепельницу:
К черту табак!
Сразу трудно отвыкнуть, Елена Васильевна, — мягко заметил Северов.
Ну,
Помилуйте, Елена Васильевна, — Северов был удивлен сердитым, вызывающим тоном Захматовой. — Я не хотел вас обидеть.
Меня не обидишь, — Захматова села в кресло. — Давай думать, как быть с Журбой. Всю ночь бредил. Температура высокая. Боюсь, как бы не... — она сделала паузу, потом, нахмурившись, тихо добавила: — заражение крови...
Что вы? — обомлел Северов.
— Может, ошибаюсь, — пожала плечами Елена Васильевна. — Но Журба в тяжелом состоянии. Возможно, ему будет нужна операция. Я здесь одна не смогу.
Захматова признавалась не в своем бессилии или неумении, а трезво оценивала обстановку. Северов хорошо это понимал.
Подождем до завтра, — сказала она. — Если не станет лучше, надо его срочно везти в Петропавловск.
Очень правильно, Елена Васильевна. Только вот согласятся ли китобои...
– Заставим, — перебила его Захматова. — Да они и не посмеют отказать!
Елена Васильевна выпрямилась в кресле. От нее повеяло такой уверенностью, силой, что у Северова исчезли
последние сомнения.
– Да, так и сделаем. Спасибо за совет!
– Ну вот еще, «спасибо!» Какие ты разводишь нежности, товарищ Северов, — усмехнулась Захматова. — И вообще, я тебе хотела сказать, что надо быть проще...
Она смотрела на Северова с таким видом, точно говорила: «Ну, что, разве я не права?», — а сама с глубоко спрятанным внутренним волнением ожидала, что он скажет. Северов не понял ее.
Что вы имеете в виду?
Ну, эти самые «спасибо», да и «выкаешь» ты мне все время!
Мы еще мало знакомы, Елена Васильевна, — напомнил Северов, несколько озадаченный простодушным объяснением Захматовой. — А на «ты» называют люди друг друга лишь очень близкие!
Мы же с тобой оба коммунисты, — бросила Захматова.
Из изолятора донесся голос Ли Ти-сяна:
— Мадама... Тун дзы... товалиса... Жулба шибко плохо...
Захматова и Северов поспешили из каюты. Журба лежал на боку, придерживаемый Ли Ти-сяном, из его рта бежала алая струйка крови. Глаза матроса были открыты, взгляд их был устремлен куда-то далеко. Журба не замечал вошедших,
— Максим Остапович, — позвал Северов, но Журба не откликнулся даже движением век.
Захматова шепнула капитану:
— Не надо... Иди... идите, — поправилась она, — к Микальсену. Журбу надо везти в Петропавловск. Я его буду сопровождать... Идите...
Иван Алексеевич медлил. Ему хотелось чем-то помочь /Курбе, хотя бы вот так, как Ли Ти-сян. Китаец обтер лицо Журбы, дал глоток холодной с льдинками воды. Кровь перестала идти. По лицу Журбы медленно скатывались крупные капли пота...
Ли Ти-сян молился всем богам, каких только знал, Давал им клятвы, лишь бы Журба выжил. Но матросу становилось все хуже и хуже. Ли Ти-сян готов был пожертвовать собой, чтобы спасти товарища. Обернув к Северову лицо с лихорадочно поблескивающими глазами, он умоляюще сказал:
— Помогай, капитана... Максимка спасай нала... Его шибко пухо...
— Хорошо, Ли Ти-сян, хорошо, — Северов вышел из каюты.
В сильном волнении он пришел к Микальсену. Тот, увидев расстроенное лицо комиссара воскликнул:
Что с вами, господин Северов?
Матрос Журба умирает, — Иван Алексеевич от быстрой ходьбы задыхался. — Надо немедленно отправить его на китобойном судне в Петропавловск.
Микальсен был в затруднении: «Как к этому требованию отнесется Бромсет? Нужно оттянуть ответ до его возвращения. Пусть сам и решает, но как задержать? Под каким предлогом?»
Я жду, — прервал затянувшееся молчание Севе ров. — Умирает человек, который тяжело ранен вашим матросом.
Да, да, конечно, доставим в Петропавловск, — за кивал Микальсен, усиленно стараясь придать своему лицу участливое выражение. — Вон подходит китобоец!
Северов обернулся. К базе шло китобойное судно. Было видно, как у форштевня кипят буруны, как китобоец чуть накренился на левый борт, под которым была туша.
Микальсен прищурился:
— «Вега-пятая». Вот на ней сейчас и отправим вашего матроса. Они быстро дойдут до Петропавловска, — говорил Микальсен, размышляя в то же время над тем, как задержать отправку Журбы.
Северов неожиданно пришел ему на помощь.
— Матроса будет сопровождать врач Захматова. Микальсен всплеснул руками:
— Что вы, господин Северов! Это же невозможно. Команда китобойца не пустит женщину на борт! Тут я беспомощен! Если она поднимется на китобоец, то команда оставит судно. Никогда женщины не бывали на китобойцах. Это морской закон, и его свято выполняют охотники. Я знаю, что это суеверие темных людей, но тут я ничего не могу поделать...
Северов был озадачен неожиданным препятствием и даже не уловил ноток облегчения в голосе Микальсена.
Иван Алексеевич спросил:
— Как же быть? Неужели мы можем допустить смерть Журбы. Тогда надо идти в Петропавловск базе.
Прекратить промысел на несколько дней? — у Микальсена широко раскрылись глаза.
— Жизнь человека дороже китового жира, господин Микальсен! — возмутился Северов. — Я жду вашего ответа!
«Черт, что же делать? — капитан-директор растерялся. Из-за какого-то матроса срывать промысел. Отказать — будут неприятности, да и еще что скажет Бром- сет. Всегда он отсутствует в трудный момент». Мысль о Бромсете точно осветила Микальсена. Вот где выход. Он взглянул в сердитое лицо Северова: