Формат вещания
Шрифт:
Вася дотопал до барахолки, о которой говорил отец. Людей там было немного, да и те не собирались долго сидеть – праздник на носу. Кое-кто уже упаковывал вещи. Вася не спеша прошелся вдоль одного ряда, вдоль другого. Одна бабушка продавала вязаные носки, другая пучок сухих трав неясного предназначения. Перед мужчиной, согревающимся сигаретой, были разложены видавшие виды инструменты – пассатижи, разбитые гаечные ключи и отвертки. Второй продавал старые смартфоны и кнопочные телефоны. Рядом сидела женщина и со скучающим видом рассматривала лежащие пред собой книги. Вася вспомнил, что отец говорил об этой серии –
– Сколько? – Вася присел на корточки и ткнул пальцем в книгу.
– Сто пятьдесят.
– Этой книге скоро будет тридцать лет. Дам сто.
– Много вы понимаете. Это раритет. Сто двадцать.
– И корешок потертый. Сто десять.
– Берите.
Так неожиданно решился вопрос с подарком отцу. Хотя это был не единственный сюрприз, заготовленный для Ивана Юрьевича от сына. Дома уже лежал набор инструментов – любимая папина игрушка.
Дальше Вася увидел парня лет двадцати пяти, распродающего старые приемники и радиодетали. Казалось бы, кому они сейчас нужны? Но если малый сидит тут, значит, покупатели находятся.
– Мне кабель нужен от приемника. Есть?
– М-м-м-м. Нет.
– А это что?
– А это в комплекте с приемником.
– Мне нужен только кабель.
– А кому потом я приемник продам без шнура?
– Его и так никто не берет.
– А без кабеля и подавно не возьмут.
– Ладно, пойду еще поищу.
Вася не успел отойти, как его окликнули.
– Пятьдесят!
Расплатился, сложил кабель в сумку и направился назад. По дороге заглянул в магазин, взял на всякий случай четыре булки хлеба (чтобы завтра не искать), бутылку крымского вина, две водки «Зеленая марка» и один коньяк «Старый Кенигсберг» в пузатой бутылке по 0,7. Для троих многовато, но если кто в гости придет, то пригодится. Или соберутся к кому-нибудь, не с пустыми же руками завялятся. В хозяйственном отделе подобрал две простенькие мышеловки на деревянной основе.
Вернулся домой, заварил пакетик черного «Гринфилда», сделал пару бутербродов, перекусил и поехал к родителям, захватив заготовленные презенты.
По дороге снова зашел в гипермаркет и докупил всем подарков. Маме павлово-посадский платок (удивило, что появились в гипере), брату – фонарь, детям одинаковые модели автомобилей разных цветов. И даже Веронику не забыл, взял книгу рецептов, памятуя, что сноха совсем не умеет готовить, да и не любит этого дела. У них была давняя традиция – злить друг друга, дарить на праздники ненужные чепушинки.
Район, в котором Василий теперь жил, находился на окраине Зеленых Горок. В восьмидесятых годах город разросся и съел две деревни, Каменку и Филенки, от которых остались одни названия – теперь так зовутся два соседних микрорайона. В девяностых строительство заморозилось, но через десять лет снова развернулось и продолжается до сих пор – то тут, то там над крышами домов возвышаются железные трудяги – башенные краны.
У родителей долго засиживаться не собирался – к двум часам должна подъехать Маша, а к четырем Кир.
Мама накрыла на стол, папа выставил из холодильника запотевшую бутылку водки, вино для женщин и лимонад для внуков.
Светлана Львовна подарила Васе комплект постельного белья, а отец – почти такой же набор инструментов, можно сказать, обменялись одинаковыми подарками. Игорь еще был на работе (надо же, припахали перед праздником), из кельи вышла сонная Вероника в неизменном своем когда-то цветастом халате.
Вася недолюбливал ее – сидела дома, на работу и не пыталась устроиться, почти ничего не делала по хозяйству, все сваливая на свекровь да на свекра. И всегда напоминала, что она мать («я же мать!»), воспитывает двух детей, и все ей должны в этом помогать. Василий на месте Игоря уже давно приструнил бы такую женушку, приобщил бы к общественно полезному труду в их большой и дружной семье. Но Игорь был слабохарактерным и позволял Веронике ездить на себе, и даже защищал перед родителями.
– Хм… ну спасибо! – ядовито улыбнулась Вероника, разглядывая подарок. – Завтра же начну изучать. Ух, поваром стану! – ее красивое лицо на миг скривилось. – Ненавижу готовить! Я тебе тоже кое-что прикупила.
Сходила в спальню и вернулась, неся перед собой маленький сверток, перетянутый ярко-синей лентой. Вася развернул презент. Под подарочной упаковкой была коробочка, в которой сиротливо лежал один носок.
– А второй?
– А второй на следующий год. Его еще заслужить надо.
– И на том спасибо. – Вася сунул носок в задний карман джинсов и подсел к столу.
Мама неодобрительно посмотрела на сноху и сына.
– Что ж вы, как кошка с собакой? Не можете, чтоб не подколоть друг друга?
– Мы любя, – улыбнулся Вася.
– Знаю я ваше «любя», – проворчала мама, завершая сервировку.
Вася раздал остальные подарки. Племяши, шестилетние близнецы Славик и Юрик, схватив игрушки, убежали в детскую (бывшую Васину спаленку) и принялись спорить, кому достанется желтая машина, а кому зеленая. Мама обрадовалась платку и сразу повязала на голову. Отец одобрительно кивал, разглядывая инструменты – даже если у него было сто отверток, сто первой радовался не меньше, чем первой.
– А это тоже мне? – он взял книгу.
– Конечно. Разве не помнишь, ты мне про нее рассказывал?
– Я? Когда?
– Давно, я еще классе в восьмом учился. Ты говорил, что это была твоя первая книга, купленная после службы.
– М-да… старость не радость. Совершенно не помню.
– Ничего, почитаешь, вспомнишь.
Иван Юрьевич раскрыл первую страницу и с хмурым видом стал читать, шевеля губами. Постепенно морщины на лбу разглаживались, а лицо приобретало обычный добродушный вид. Он улыбнулся.
– Точно! Я все вспомнил! Однако давно это было, почти тридцать лет назад. Немудрено забыть. Отличная книга, кстати.
– Ну ты у нас и доктор, – засмеялась мать. – Отцу память вернул! Ну давайте, садитесь уже за стол. Отец, убери книгу! Вероника, не стой столбом, садись. Разливайте. А ты, Васенька, скажи тост!
– Да не умею я тосты говорить, – замялся Вася.
– Учись, казак, атаманом будешь! – Отец разлил себе и сыну водки, а женщинам вина. – В жизни пригодится. У нас бригадир из сборочного цеха знаешь, как тосты шпарит. На ходу выдумывает. Ему бы, понимаешь, тамадой быть, а он на мебельной фабрике прозябает.