Формула неверности
Шрифт:
— Ничего, все нормально, — отозвался он.
Да была ли ее ночь с Мишкой? Уж не приснилось ли ей все это? Стоило заговорить Леониду, как она привычно вытянулась по стойке «смирно». Мысленно, но как, однако, он цепко ее держал! Даже на расстоянии.
Но ничего, она тоже не лыком шита. Еще посмотрим, кто кого станет держать по стойке! Хорошо, пока обошлось…
Она сходила в душ, переоделась в домашнее платье и прилегла на диван. Хорошо-то как! Но едва она успела так подумать, как в голове ее что-то щелкнуло и на память пришло высказывание любимой подруги
Вот и Таня: с Машей помирилась, Мишку проводила и провела с ним восхитительную ночь, супруг Леонид выздоравливает, дочь сдает сессию… Что плохого может случиться?
Леонида не торопились выписывать из больницы — шов у него зарастал не так быстро, как ожидали.
— Нож был отравленным, — шутил сам больной.
Маша договорилась с лечащим врачом попробовать другое лекарство, российское, которому за рубежом не было аналогов.
— Все-таки мы не патриоты, — жаловалась она Тане. — Ну почему лекарства, как и часы, нужно непременно покупать в Швейцарии, если ты крутой парень. Нет пророка в своем отечестве! А между прочим, жизнь не стоит на месте, и чего бы там французы ни утверждали насчет своих приоритетов в косметике, а, ей-богу, наши кремы не хуже…
— А духи?
— Ну, духи… Много ты знаешь наших духов? У нас просто недостаток информации. Может, мы давно уже догнали их Диоров и Нин Ричи.
И тут прозвенел телефонный звонок. Как ей показалось, на редкость пронзительно и неприятно. Таня даже помедлила, прежде чем взяла трубку.
— Таня, — еле слышным голосом сказала в трубку Маша, — мне только что позвонил Слава. Помнишь, тот полковник, с которым Света встречается?
— Конечно же, помню.
— Он сказал, что Валентин погиб.
— Как погиб? Он же только вчера к тебе приходил. Его послали в какую-то горячую точку?
Ничего другого в тот момент она не могла и придумать.
— Нет, его сбила машина. Твой Миша сказал, что по дороге к нам видел аварию, но я старалась не думать. Хотя со вчерашнего дня мне в грудь будто иголку воткнули.
Потом Тане показалось, что в трубке раздался звук, похожий на вой.
— Маша! — закричала она. — Машенька! Я сейчас приеду.
Она бросилась к двери, как и была, в домашнем платье, но, спохватившись, вернулась к шифоньеру, на ходу впрыгивая в брюки и натягивая футболку. Сумка. Деньги. Права. Техпаспорт.
Она вмиг сосредоточилась. Куда делась расслабленная, довольная собой Татьяна. Теперь она чувствовала себя человеком, ответственным за всех своих родных, а особенно за старшую сестру, которая наверняка винит себя в смерти Валентина. Это же какие нервы надо иметь, чтобы день за днем есть себя то за одно, то за другое!
Открывая ворота, чтобы выехать на «форде» со двора, она на мгновение задержалась у письменного ящика и вынула из него конверт. На ходу прочитала: «Вревской Марии». От сына. Она сунула письмо в сумочку и села за руль машины.
Наверное, Таня приехала вовремя. Потому что, ворвавшись к Маше в кабинет без стука, она застала ее за столом. Сестра лихорадочно вышелушивала маленькие, покрытые оболочкой розовые таблетки и складывала их в кучку.
Таня рванулась к ней и почти выдернула Машу из-за стола. Она даже не ожидала от себя такой силы. Впрочем, если учесть, что она на десять сантиметров выше Маши и килограммов на двадцать тяжелее, противоборства она почти не почувствовала.
— Где Майя? — спросила Таня про медсестру Маши.
— Она отпросилась на два часа, — ответила Маша.
— Напиши ей записку… Нет, я сама.
Таня набросала на бланке рецепта: «Майечка, Мария Всеволодовна почувствовала себя плохо. Прием оставшихся больных перенеси на завтра!»
Пока она писала, одной рукой при этом поддерживая почти бесчувственную Машу, та на глазах обмякала. Не теряла сознание, как недавно Таня, а словно уходила в глубь себя, чтобы там навсегда остаться.
Потом она вывела Машу на улицу, удивляясь, что в коридоре никто им не встретился, усадила сестру на место рядом с водителем и пристегнула ее ремнем безопасности, который при езде по городу обычно не надевала. И даже охранник в будке у ворот клиники ничего не сказал, лишь открыл шлагбаум и удивленно посмотрел на запрокинутое лицо Маши.
Дома Таня, не спрашивая совета, напоила сестру валерианкой и уложила в постель.
— Я приношу окружающим только несчастья, — проговорила вдруг Маша, не ожидая вопросов. — И никому не нужна. Лишний человек. Но и это бы еще ничего. Теперь я стала убийцей молодого, здорового мужчины, и нет мне прощения!
Неужели она хочет себя доесть прямо на глазах у Тани? Как же, размечталась! Никогда, наверное, Таня не была так уверена в себе, так целеустремленна: уж чего-чего, а она не допустит, чтобы старшая сестра извела себя.
— Маша, помнишь анекдот: «Комиссия приходит в сумасшедший дом, а после обхода инспектирующий медик говорит: „Что это у вас, какого больного ни спросишь, каждый говорит, что он Наполеон?“ — „Да не слушайте вы их! — говорит главврач. — Наполеон — это я!“»
— И что ты хотела этим сказать?
— Ты так долго лечила мои стрессы, что заразилась и сама. Позвонить Светлане?
— Думаешь, сами не справимся? — жалко улыбнулась Маша.
— Уверена, что справимся, — сказала Таня и добавила: — В последнее время у меня появилась такая уверенность в себе, что я уже побаиваюсь, что переоцениваю свои силы.
— Ничего, я тоже тебе верю. Хуже мне уже не будет.
— Больная, вы недооцениваете мои возможности!
— Боюсь, доктор, это вы недооцениваете запущенность моей болезни.
— Настройтесь на добро, больная! Я сейчас заварю тебе чаю. С малиновым вареньем.
— Таня, — голос Маши стал крепнуть, — у меня нет простуды. Я же сейчас потеть начну.
— Вот и хорошо, — отозвалась новоявленный лекарь, — ты даже не представляешь, сколько гадости из организма выходит вместе с потом.
— Это что-то новое в медицине. У меня возникают сомнения в твоей квалификации…