Формула памяти
Шрифт:
Ветлугин был из тех, кто ч у в с т в о в а л. Вообще, лейтенанта Безбеднова всегда раздражали солдаты, которым приходилось втолковывать, разжевывать, повторять по десять раз одно и то же, — он быстро терял терпение, он не мог допустить, что можно не понимать таких простых, таких ясных вещей.
Ветлугину ничего не нужно было ни повторять, ни втолковывать. Когда лейтенант следил за тем, как легко, уверенно, даже с некоторым словно бы небрежным изяществом скользила указка в руках Ветлугина по схемам радиостанции, он готов был простить этому солдату и тройку по физподготовке, и неприязнь к строевой. Он сам ничего не любил так, как работу на радиостанции, любил возиться в монтаже, любил здесь все, каждую
И сейчас, в те секунды, когда слова «пятый пост» — «пожар» — «Ветлугин» соединились в сознании лейтенанта в одно целое, именно это выражение сосредоточенной уверенности на лице солдата всплыло в его памяти…
4
— «Рябина»! «Рябина»! Вы что, позасыпали там? «Рябина»! Дайте второй быстро!
— Дежурный по части капитан Фатеев слушает.
— Товарищ капитан, докладывает помощник начальника караула сержант Васильченко. На пятом посту пожар. Принимаем необходимые меры. Караул поднят по тревоге. Лейтенант Безбеднов с бодрствующей сменой отбыл на пост.
— Кто у вас на пятом?
— Рядовой Ветлугин, товарищ капитан!
— Ах ты… — Васильченко почувствовал, что капитан еле удержался от крепкого словца. — Хорошо, поднимаю дежурный взвод. Сейчас будет помощь. — И все-таки не утерпел, добавил, прежде чем опустить трубку: — Вечно у этого вашего Ветлугина фокусы…
5
Капитан Фатеев, замполит батальона, недолюбливал Ветлугина. Об этом хорошо знал лейтенант Безбеднов, потому что та, в общем-то, не ахти какая значительная история, которая вызвала недовольство замполита, произошла на его глазах и даже, можно сказать, не без его непосредственного участия.
Случилось это месяца два назад. Тогда Ветлугин едва ли не каждый день работал вместе с лейтенантом Безбедновым в радиоклассе. Радиокласс переоборудовался, устанавливались новые электрифицированные схемы, монтировались тренажеры. Весь взвод во главе с сержантом Васильченко в эти дни был занят на хозяйственных работах, а лейтенант Безбеднов, Ветлугин и еще два-три солдата каждое утро отправлялись в радиокласс.
Работа эта была по душе Ветлугину — она давала ему относительную свободу: ему не приходилось в эти дни маршировать строем в казарму или из казармы, не приходилось петь вместе со всеми: «Ах ты, ласточка — касатка сизокрылая…» — любимую песню ротного старшины, не приходилось выдавать строевой шаг и соблюдать равнение; одним словом, он чувствовал себя почти гражданским человеком. Пока они работали бок о бок с лейтенантом, пользовались одним и тем же паяльником, заглядывали в одну и ту же схему, торопливо набросанную на тетрадном листке, пока гадали, как бы изловчиться и добыть лишний лист фанеры или кусок стекла — они были равны. Ветлугин всегда мог отпроситься у лейтенанта сбегать в ларек за сигаретами или слетать в штаб к знакомому почтальону, чтобы раньше других выведать, нет ли письма…
Как-то наступило время обеда, и оба солдата, работавшие вместе с Безбедновым и Ветлугиным, ушли в столовую, Ветлугин же не торопился — он сосредоточенно зачищал проводник от изоляции, готовясь паять.
— А ты, Ветлугин, что же? — спросил Безбеднов. Он теперь все чаще, обращаясь к Ветлугину, переходил на «ты». — Или голодовку объявил?
— Да нет, товарищ лейтенант, если можно, я еще поработаю. Неохота бросать. Я лучше
— Что, надоела солдатская «шрапнель»? — засмеялся Безбеднов. — Или разбогател? Деньги-то у тебя откуда, Ветлугин?
— Мамаша присылает.
— Ну, значит, мамаша твоя разбогатела, так, что ли?
Ветлугин пожал плечами.
— Много ли, товарищ лейтенант, солдату надо… А ей приятно. Мать же, заботится, переживает…
— Понятно, — сказал Безбеднов. — Ну, смотри, Ветлугин, работай, оставайся, если хочешь. Только, пойдешь в столовую, там, в столовой, на глаза бате не попадайся, понял?
Так продолжалось три дня.
Пока рота обедала, Ветлугин работал, а потом отправлялся в офицерскую столовую, которая чем-то напоминала ему кафе в родном городке, где он частенько бывал с ребятами. На столиках, которые после массивных солдатских столов казались особенно хрупкими, стояли цветы и бумажные салфетки в пластмассовых вазочках, обедающих обслуживали официантки в белых передниках — их подкрашенные губы и загорелые ноги волновали Ветлугина. Он заказывал себе салат, борщ, бефстроганов, бутылку лимонада и ел не торопясь, наслаждаясь ощущением своей независимости. На него не обращали внимания — сюда, в офицерскую столовую, нередко заходили пообедать прикомандированные солдаты.
На третий день его увидел замполит батальона капитан Фатеев.
Он подошел к столику, за которым Ветлугин допивал свой лимонад, и спросил:
— А вы что тут делаете?
— То же самое, что и все, — сказал Ветлугин. — Обедаю, товарищ капитан.
— Почему не с ротой? Кто вам разрешил?
— Лейтенант Безбеднов.
— Тогда передайте лейтенанту Безбеднову, что я вам запретил появляться здесь.
— А что, разве я не имею права? — уже с открытым вызовом спросил Ветлугин. Он видел, как на них с любопытством смотрят официантки, и уже не мог сдержаться.
— Права?.. — переспросил капитан Фатеев. — Давайте-ка выйдем отсюда…
— Право, может, вы и имеете… — задумчиво сказал Фатеев, когда они вышли из столовой. — Имеете. Только в этом ли дело?.. Я бы хотел, чтобы вы об одном помнили: войсковое, солдатское товарищество не тогда начинается, когда один солдат другого на поле боя спасает, оно гораздо раньше начинается — тогда, когда солдаты один и тот же хлеб едят, за одним столом локоть к локтю сидят… Вот о чем подумайте, Ветлугин…
На следующий день лейтенант Безбеднов сказал Ветлугину:
— Больше не ходите в офицерскую столовую, ясно? Я не хочу, чтобы меня из-за вас отчитывали как мальчишку.
6
Еще не прошло и двух минут с того момента, когда караул был поднят по тревоге, а лейтенант Безбеднов вместе с шестью солдатами уже бежал к пятому посту.
На бегу и Безбеднов, и солдаты вглядывались в уже редеющую темноту, — не виден ли огонь? — и мысль у всех сейчас была об одном: как там Ветлугин? Что с ним? Все они слишком хорошо понимали, как много в таких случаях зависит от действий часового в самые первые мгновения.
Пятый пост был самым отдаленным, он размещался на окраине военного городка, сразу за ним проходила одноколейная железнодорожная ветка. И, хотя для часового не может быть поста более важного, чем тот, который доверен сегодня тебе, солдаты относились к пятому посту без особого почтения. Хозяйственный склад, а рядом — уже отслужившие свое, но еще не списанные автомашины, какие-то бочки, старые маскировочные сети, чугунные трубы и прочие вещи, на первый взгляд порой совершенно бесполезные, но тем не менее тщательно оберегаемые старшиной — начальником склада, который не без основания полагал, что нет такой вещи, в которой рано или поздно не возникнет нужда, — вот что представлял собой пятый пост, вот что доверялось здесь охранять часовому.