Формула счастья
Шрифт:
На следующий день, сдав пятнадцать страниц перевода и получив добро, а заодно и аванс, Светлана начала новую жизнь строго по плану: утром прогулка с собакой, гимнастика, три часа работы, затем обед, пять часов работы, прогулка с собакой за продуктами и опять работа допоздна; на сон она отвела не более пяти-шести часов. Каждый день Татьяна забегала за рукописью и приносила деньги; Светланину работу оценили в тысячу двести за авторский лист, пообещав премию в случае сдачи работы в срок.
Дней через десять, когда уже большая часть перевода была сделана, Татьяна, забежав к ней утром, спросила:
— Помнишь тот приход моего папаши?
— Конечно.
— Так я сегодня вечером к тебе нагряну. Отец собирает мальчишник. Маманьку еще три дня назад отправил к бабуле, а я перекантуюсь
Это все она быстро выпалила, стоя в коридоре и запихивая листы с переводом в свой изящный портфельчик.
— Ну, до вечера!
Наклонившись к Светлане и по привычке чмокнув ее в щечку, Татьяна пропела:
— «Жди меня, и я вернусь, только очень жди».
Звонок раздался, когда Светлана нежилась в ванне. Она находила особое удовольствие в этом ежевечернем получасовом блаженном ничегонеделании под успокаивающий шум текущей из крана воды. Завернувшись в большое махровое полотенце, она побежала открывать. Татьяна вихрем ворвалась в коридор и с облегчением поставила на пол большую дорожную сумку.
— Меня до самого подъезда сопровождал эскорт из высших офицерских чинов. — И пристально оглядев полуобнаженную фигурку Светы, которую она уже записала в приятельницы, присвистнула: — Мать моя, да ты, оказывается, красавица!
— Раздевайся, проходи, — стушевалась Света и юркнула обратно в ванную, — я только ополоснусь и выйду.
— Не торопись, — услышала она голос подруги, — я пока ужин приготовлю. Тут нам кое-что перепало от щедрот вольных казаков.
Когда минут через двадцать, облачившись в широкий хозяйский халат и наподобие тюрбана обернув вокруг головы полотенце, Светлана вошла в комнату, то невольно застыла от удивления: свечи в хрустальном подсвечнике освещали стол, уставленный деликатесами. Филе красной рыбы, курица-гриль, сыр с зелеными прожилками, баночка черной икры, коробка импортного печенья, конфеты в блестящих обертках и даже виноград — такого изобилия она никогда не видела.
— Гулять так гулять, — жестом приглашая к столу и весело подмигивая, проворковала подруга и достала бутылку шампанского. Уверенно хлопнув пробкой, она разлила пенящуюся золотистую жидкость по бокалам. — «Новый свет».
Света поражалась, с какой удивительной легкостью ее подруга манипулирует окружающими ее предметами и даже людьми, заставляя их беспрекословно подчиняться себе. Она поймала себя на мысли, что тоже с радостью подчиняется этой веселой и беззаботной девушке, а Татьяна, не дожидаясь ее, осушила первый бокал и уже наливала второй.
— Давай-давай не отставай, — подбадривала она Свету и, подбросив куриное крылышко, крикнула собаке: — Бобик, лови!
Стелла, поведя носом, вопросительно посмотрела на Светлану.
— Бери-бери, это тебе, — подтвердила Светлана, и собака с явным удовольствием присоединилась к пиршеству.
— У тебя есть телевизор или хотя бы магнитола? — оглядываясь по сторонам, спросила Татьяна.
— Телевизора нет, но есть музыкальный центр, — ответила Света и прошла в зеркальную комнату, включила свет и поставила кассету с негритянскими блюзами.
— Вах! — услышала она за спиной удивленный возглас подруги. — А я и не знала, что у тебя есть такая шикарная, как говорили в девятнадцатом веке, зала. Класс!
— Это не мой дом, — заметила Светлана, робко встретив ее изумленный и восхищенный взгляд. — Я здесь буду еще недели две, не больше, — с грустью добавила она.
Татьяна придирчиво стала разглядывать свое отражение в зеркале. Она втянула живот, выпрямила спину, сделала задумчивое выражение лица. Наконец, довольная своим отражением, оглянулась на Светлану и подозвала к себе. Света подошла и остановилась рядом.
— А ведь ты действительно красавица, — в голосе Татьяны сквозила искренняя симпатия, — по сравнению с тобой я настоящий крокодил, — глядя на оба отражения, вздохнула она.
Светлана застенчиво хихикнула:
— Да что ты, не шути так, от тебя же все мужчины без ума, а меня никто вообще не замечает.
— Мужики как быки: видят только то, что бросается в глаза. Конечно, я упакована классно, а тебе вот нужно подумать о новом имидже. Хватит косить под серую мышку. Глаза у тебя замечательные даже без косметики, а фигурка прямо как у восточной женщины — такая изящная. А я могу похвастаться разве что длиной ног да модными шмотками. И, рассмеявшись, закончила: — У меня скоро, глядя на тебя, разовьется комплекс неполноценности.
Девушки посмотрели друг на друга и расхохотались. Из музыкального центра полилась веселая, ритмичная мелодия, и они, не удержавшись, закружились в танце; они чувствовали себя очень хорошо в компании друг друга.
— Знаешь, я сегодня была по-настоящему счастлива, — глубокой ночью, уже погасив свет и лежа в темноте, призналась Татьяна. — По большому счету, я ведь одинока: у меня никогда не было настоящих подруг. Родители считали, что у меня должно быть все только самое лучшее, поэтому все, кто оказывался даже случайно рядом, как им казалось, не были достойны меня… — Татьяна замолчала. Казалось, воспоминание о прошлом поглотило ее.
— А ты любила кого-нибудь? — стараясь отвлечь ее от грустных размышлений, спросила Света.
— Да, — глухо выдохнула Татьяна, — у меня стойкая прививка от этой болезни.
— У тебя была неразделенная любовь? — удивилась Светлана, которая даже и представить себе не могла, что ее новая подруга, всегда веселая и кажущаяся легкомысленной, когда-то могла испытать настоящее чувство.
— Еще какая разделенная! — Татьяна зажгла торшер, нашла сигареты и закурила. — Увидела его, — голос ее зазвучал глуше, — и перестала существовать. Жила как во сне, летала, словно на карусели: вверх-вниз, и в животе то ли страх, то ли восторг. Одним словом, полный улет, и башка без мозгов. Все началось в июне. Мне тогда было пятнадцать, и я готовилась к экзамену по русскому. Стояла жуткая жара, больше тридцати каждый день, — свихнуться можно. Позвонил папанька, предупредил, что привезут паек. Я открываю — молодой лейтенант вносит сумки. Выложив все содержимое в холодильник, оборачиваюсь, и — как будто током по позвоночнику — горящие глаза навстречу. Это трудно описать словами, еще труднее понять, почему и как это произошло. Его губы, руки, горячее, мускулистое тело… — Татьяна прикрыла глаза и несколько минут молчала. Потом вытряхнула из пачки новую тонкую сигарету, чиркнула зажигалкой, глубоко затянулась и продолжила: — Он даже не раздел меня, а только гладил и целовал мои ноги. Все выше и выше… Я даже испугалась, что упаду, присела на диван и сама скинула трикотажное платье. Я дрожала как в горячке, а он все ласкал меня и шептал: «Не бойся, не бойся, все будет хорошо…» Можешь себе представить — я в первый же раз вот тогда от одних его рук испытала оргазм?! — обращаясь то ли к Светлане, то ли к самой себе, прервала свои воспоминания Татьяна и села на кушетке, скрестив руки под коленями. — Мы встречались почти полгода. Ни особых разговоров, ни прогулок, ни цветов, ни подарков. Ничего, кроме наших постельных поединков до крови на губах и полного изнеможения. Опомнилась я столь же быстро, как и впала в безумие, когда увидела его вдвоем с женой. Она была страшно некрасивой от тяжелой беременности, вся обезображенная пигментными пятнами… И эта ее походка гусыни! — Татьяна с силой вдавила еще тлеющую сигарету в пепельницу. — От неожиданности я, кажется, даже дышать перестала, помню только, как кровь бросилась в лицо и сердце застучало где-то у подбородка. Я тогда остановилась, вроде как даже немного пришла в себя и ждала, когда они ко мне поближе подойдут, чтобы мило так поздороваться: здравствуй, мол, мой дорогой любовничек. Но прочитала в его глазах даже не страх, нет — ужас — и в тот же миг как проснулась. Стою как дура, и реветь хочется, и сил нет, как будто воздух кто из меня выкачал. В общем, выздоровела я от своей любови в момент и на всю оставшуюся жизнь. Я-то, идиотка, думала — у нас любовь до гроба, а он меня просто использовал как молодую самку. Еще небось и гордился собой, как все хорошо устроил: и жену не беспокою, пусть выращивает потомство, и сам в своем жеребцовом деле не застоялся! Заботливый отец семейства, говнюк! — Лицо Татьяны побледнело, глаза зажглись ненавистью, губы повело от брезгливости. — А то, что мне всего пятнадцать, — это его не волновало. Ну я его отблагодарила! Отцу, конечно, ничего не сказала: он бы убил его на месте, но с матерью поговорила по душам. Мол, влюбилась в молодого офицера, хочу за него замуж… Отец быстро нажал на нужные педали — и мой бывший возлюбленный скоренько направился служить Отечеству куда-то в Забайкалье. С повышением по службе…