Формула счастья
Шрифт:
Вернувшись в комнату, Светлана увидела, что подруга лежит на тахте ничком. Вдруг Татьяна резко поднялась и принялась собирать свои вещи.
— Плевать! И что из-за него убиваться? Самец как самец, только богатый. Неплохо, конечно, было бы слинять к нему от предков, да пока не получилось. Ну и что! Сейчас у меня есть дела поважнее — труба зовет, папаша хочет видеть любимое чадо!
В прихожей она легко скользнула губами по щеке подруги и перекинула через плечо ремень своей громоздкой дорожной сумки.
— Мы прекрасно провели время, разве нет? — обернувшись на пороге, спросила она и добавила: — А теперь пора за работу, пчелка: шеф вчера уже нудел по поводу задержки с переводом, но ты, я надеюсь, к пятнице наверстаешь? Кстати, ты не забыла о приглашении? — И Татьяна пристально
Действительно, Света весь вечер думала о Павле, страшась и втайне надеясь, что он вспомнит об их встрече в ноябрьских сумерках. Она представляла себе, как он удивится произошедшей с ней перемене и обрадуется, узнав, что она не какая-нибудь необразованная дурочка, а работает переводчиком в издательстве. Светлана вдруг поняла, что, меняя свой облик, приобретая новую одежду, обувь, очки, невольно думала, понравится ли это Павлу, сможет ли она в новой своей оболочке вписаться в его круг; и каждый раз, критически оглядывая себя в зеркале, то находила, то опять теряла те неуловимые признаки, по которым должна обязательно привлечь внимание человека, который когда-то пожалел ее. Но ей не нужна его жалость, она хочет… Она боялась признаться себе в том, что в ней, помимо ее боли, пробуждаются новые чувственные желания.
Весь день и почти всю ночь пришлось работать, чтобы к утру наверстать упущенное и сдать положенное количество страниц, и только когда за Татьяной, которая, как всегда, в половине десятого зашла за переводом, закрылась дверь, Светлана поняла, как она смертельно устала. Не чувствуя ног, она с трудом преодолела небольшое расстояние, отделявшее ее от вожделенной тахты, и, не раздеваясь, провалилась в черноту сна.
Проснулась она около шести, когда уже начинали надвигаться ранние сумерки. Быстро приготовив завтрак, который проще было назвать ужином, Света поела и покормила собаку. Уже возвратясь с прогулки, она вспомнила о приглашении и заволновалась: а что, если это была всего лишь случайно брошенная, ничего не значащая фраза? Она взглянула на часы и ужаснулась: большая стрелка уверенно тянула маленькую за собой в сторону семерки. Светлана торопливо натянула тонкие колготки и «упаковала» себя в черную кожу нового костюма. Потом взялась за макияж: легкий мазок по векам, еле заметный карандашный штрих по бровям, взлет ресниц под властью кисточки с тушью, немного помады… Не успела она убрать косметичку, как звонок в дверь возвестил о том, что Павел нетрадиционно пунктуален.
— Мари? Я рад, что ты приняла мое приглашение, — непринужденно переходя на «ты», воскликнул Павел. И сразу же добавил: — Очень хорошо, что ты уже готова — я не люблю ждать. Но ты просто молодец. Пойдем. — Его голос звучал твердо и уверенно.
Пока Павел вызывал лифт, Света быстро схватила новую изящную сумочку и закрыла дверь. Минута, проведенная вместе с ним в лифте, показалась ей вечностью, но зато она наконец-то нашла в себе силы взглянуть ему в глаза, и, к своему разочарованию, не увидела в них ничего, кроме дежурной вежливости случайного попутчика.
Павел вел машину и размышлял о том, чем эта девушка так неудержимо притягивает его. Он давно привык к постоянному вниманию со стороны женщин, и тронуть его видом изящной ножки и миловидного лица было очень трудно. Нет, внешность Мари словно напоминала ему о чем-то давно забытом, но очень важном…
Его память превратилась в свалку ненужных воспоминаний, в которых он не любил копаться. Лишь единственным своим воспоминанием Павел дорожил по-настоящему.
Это было жарким июльским летом в Крыму, когда, возвращаясь из похода, он отстал от отряда и, пытаясь срезать путь, провалился в какую-то яму. Падая, он ударился головой о камень и потерял сознание. Придя в себя, увидел рядом с собой девчонку. Она была сиротой-детдомовкой и попала в элитный пионерский лагерь за какие-то особые свои успехи, которые, правда, никого не интересовали. Она сидела рядом с ним и внимательно смотрела на него ярко-зелеными, но по-восточному раскосыми глазами. Он не мог идти, потому что подвернул ногу, и она волоком вытащила его на дорожку. В тени деревьев, дожидаясь подмоги, они провели чудесные часы, возможно лучшие в его жизни. Он лежал на пожухлой траве, положив голову ей на колени. Ее легкая, прохладная ладонь скользила по его волосам. Запах обожженной на солнце травы и нежный аромат юного девичьего тела до сих пор преследовали его…
Последние десять дней артековской смены они не расставались, не замечая насмешек, прикрывавших легкую зависть мальчишек, прозвавших их Ромео и Джульеттой. Он учил ее плавать, испытывая большое удовольствие от возможности каждый раз прикасаться к ней, ощущая гибкость, упругость и нежность ее тела. Однажды во время ночного купания, когда, удрав от отнюдь не бдительных вожатых, они барахтались в море (несмотря на все свои усилия, Павел так и не смог побороть ее отчаянную боязнь воды), он почувствовал все нарастающее возбуждение. Подойдя к ней сзади, он обхватил ее железной хваткой за талию и прижался к ее хрупкому телу; легкие конвульсии оргазма, впервые в жизни потрясшие его, заставили забыть обо всем на свете. Он помнил, как, повернувшись к нему всем телом и немного склонив голову набок, испуганно и как-то вопрошающе-серьезно она на него смотрела. Ставшие черными то ли от темноты, то ли от удивления, ее глаза медленно наполнялись слезами…
Действительно, что-то неуловимое в этой Мари напоминает ему ту его первую возлюбленную: изгиб шеи, разрез кажущихся чуть-чуть испуганными глаз, твердость линии подбородка, нежный овал лица…
…Машина свернула к дому, построенному, вероятнее всего, в начале века, но сияющему свежеотреставрированным фасадом.
— Дом после капитального ремонта, раньше здесь были коммуналки, а сейчас во всем доме всего квартир сорок, не больше. Я недавно купил здесь квартиру, — рассказывал Павел, пока они поднимались на третий этаж по широким мраморным ступеням.
— Сколько будет гостей? — полюбопытствовала Светлана, когда они остановились около массивной двери с большим глазком посередине.
— Не знаю, человек десять, наверное, — Павел приобнял ее за плечи, будто стараясь ободрить, — все мои старые знакомые, но, думаю, они будут рады новому и столь милому лицу.
— А Татьяна будет? — нерешительно спросила она.
— Конечно, она здесь давно, готовит закуски и накрывает на стол. Я полагаю, мы последние, — добавил Павел, увидев, когда они вошли, большое количество разнообразных шуб, пальто и курток.
Они прошли в просторную гостиную, освещенную только пламенем свечей в изящных керамических подсвечниках. На большом столе, полном всяких закусок, возвышалась батарея высоких винных бутылок. Неяркое, колеблющееся пламя свечей отражалось в стеклах трех больших окон. Огромный угловой диван и два кресла под стать ему стояли у стены, стулья, стоящие вокруг стола, были пока свободны. У окон виднелись едва различимые силуэты гостей.
— Всем привет! Я вам веду нашу изящную француженку! Мари — прошу любить и жаловать, — крикнул с порога Павел и вытащил из сумки бутылку шампанского. — Друзья! Призываю вас — забудем о делах праведных и неправедных и повеселимся! — Держа бутылку шампанского за горлышко и, замахнувшись ею, как гранатой, он приветствовал гостей, затем, открутив легкий запор проволоки, выстрелил пробкой вверх. Из бутылки вырвалась шипящая пена, которую Павел умелой рукой направил в искрящиеся отраженным светом хрустальные бокалы; белая пена пузырилась и исчезала, уступая место золотистой жидкости игристого вина.
— Камраден, — продолжил Павел, обращаясь к смутным силуэтам, — пора за дело!
Присутствующие подтянулись к столу, и Светлана с любопытством принялась разглядывать гостей. Их было одиннадцать — пять девушек и шесть мужчин. Одну девушку и парня она узнала, это была парочка, которая у нее покупала журналы холодным вечером ее прошлой жизни.
Выпитое шампанское сразу же ударило ей в голову; она почувствовала небольшое головокружение и легкость во всем теле, вот только ноги вдруг сразу стали ватными. С бокалом, вновь наполненным шампанским, она присела в большое кресло, почти утонув в нем. Не успела она оглядеться, как высокая черноволосая девушка, по-восточному скрестив под собой ноги, присела на ковер напротив нее: