Формула жизни. Сборник рассказов

Горулько-Шестопалов Юрий

Марша

Иногда

виражи прихотливой дороги жизни приводят нас к порогу дома, где мы совсем не ожидаем встретить что-то необычное, или событийное, да и вообще рассматриваем сам визит как проходной эпизод, препятствие, которое поневоле надо как-то преодолеть. Просто обстоятельства - по воле случая и из-за нашего непротивления указанию перста судьбы - вынудили нас оказаться в это время и в этом месте и - в лучшем случае в качестве любопытствующего наблюдателя - отбыть положенный срок. И только потом, когда Время, этот неумолимый и вездесущий возница, увезет нас дальше по дороге, к следующей станции по пути к месту назначения, а туман прошлых сиюминутных забот и мимолетных впечатлений рассеется далью расстояний и времени, мы - конечно же, привнеся наши извечные сомнения и воображение в то, что было - вдруг запоздало увидим те события совсем в ином свете - когда в солнечном, где ласково переливается тёплый узорчатый свет, а когда и в холодной пугающей мгле, как будто пришедшей из студеной тьмы ночного высокогорного ущелья, заснеженного и безжизненного.

В случае нашей истории, мой характер наблюдателя и любителя жизни в её доступных мне незатейливых проявлениях, не потребовал много времени, чтобы понять и оценить то несколько большее, чем вначале предполагалось, влияние одного из таких эпизодов на мои представления о нашем бренном пребывании на земле, человеческой природе, да и о себе тоже. Ещё не распрощавшись с приветливым южно--калифорнийским климатом и рожденной им негой, как будто разлитой по благословенной земле щедрым солнцем, но которую люди не замечают, погрузившись в поток ежедневных забот и пытаясь удержаться на бурлящей водоворотами поверхности, я уже жил как будто в двух параллельных, но сопредельных мирах - в одном я плыл сбоку в том же течении, что и все, а в другом время замерло, отступило, и предоставило мне полную свободу проникновенного и неторопливого созерцания природы нашей жизни, её сути, а также характеров и поступков окружавших меня людей. Одним словом, уже в то время я знал, что это было благословенное время моей жизни - что, согласитесь, бывает редко. И потому просто погрузился в него душой, как погружается замерзший путник в теплую ванну, отшагав весь день по зимней дороге, продуваемой леденящим ветром.

А ещё мне надо отдать долг одному хорошему человеку из того времени - Марше. Долги в норме вещь не самая радостная, но этот - исключение. Он приятный. И отдавать его таким образом, написав рассказ, тоже приятно. К сожалению, следствием моего литературного порыва не будет тот результат, о котором так наивно мечтала Марша, но тут я уже ничего не смогу поделать, потому что дальше начинается инородная мне область человеческой деятельности - киноискусство, а для меня это такой же малопонятный и экзотический зверь, как, скажем, диплодок. Хотя, если точнее отражать суть современного "шоу-бизнеса", то правильнее будет упомянуть тираннозавра - хищника из того же загадочного геологического периода (который, к слову слазать, остается для меня источником разных мыслей о живых существах, к коим пока отношусь сам, и их способности к буйному размножению, но также и их уязвимости и сильной зависимости от среды обитания.)

Но вернемся к нашему повествованию. Н-да... Если бы Марша подхватила эстафету, то может быть - чем чёрт не шутит?
– она каким-то чудесным образом сумела бы воплотить свою мечту в реальность. Но этого уже не случится, потому что всесильное Время, этот торопливый и вечно опаздывающий локомотив, навсегда утянуло со станции прошлого тот состав, а с ним и мой плацкартный вагон.

Коста Меса

Был второй час ночи, когда такси, прикатившее меня среди теплой южной ночи из аэропорта в Коста Месу, проехало мимо светящейся зеленой вывески нужной мне гостиницы. Я тут же резко сказал "Стоп!" приземистому водителю-китайцу лет сорока, но он, словно глухой, никак не отреагировал и продолжал ехать дальше, как ни в чём не бывало. Я знал трюки этой публики - покатать пассажира по городу, чтобы побольше набежало на счетчике. Особенно грешат этим индусы и китайцы. Поэтому без затей заорал ему прямо в ухо - для доходчивости. Он было начал мне объяснять на своем английском, что здесь нельзя останавливаться. Но я на своём английском заорал опять "Стоять!..", - на сей раз с рычанием в голосе. Такси остановилось.

Дорога была односторонняя. Надо было вылезать и идти назад метров двести пятьдесят - столько мы успели проехать за время нашей немногословной дискуссии. Было ясно - назад он не сдаст. Широкая улица, застроенная малоэтажными, стоящими далеко в стороне от дороги зданиями, и обсаженная приземистыми толстоствольными пальмами, была совершенно пустынна. Рассеянный свет от редко стоящих уличных фонарей не нарушал ощущения тёмной южной ночи. С другой стороны дороги тянулся ажурный бетонный парапет, отгораживающий эту сторону дороги от проходящего внизу хайвэя, который, сколько хватало глаз, тянулся посередине улицы как ущелье.

Тёплый южный воздух принял моё тело в свои липкие и влажные объятия, как будто торопливо обволакивая в кокон. Таксист открыл багажник и, демонстрируя обиду на грубое обращение, встал в стороне боком, не глядя на меня, пока я вытягивал из багажника свою поклажу - небольшой чемодан и среднего размера рюкзак. Поставив вещи на тротуаре, для порядка я тоже выразил своим видом угрюмое раздражение и, согласно ритуалу изображения недовольства, протянул в направлении таксиста руку с деньгами, не глядя на него. Он, в свою очередь не глядя на меня, и даже не повернувшись в мою сторону, взял их, молча уселся в машину, и отбыл восвояси. Красные огоньки габаритных огней, изредка подпрыгивая, быстро удалялись во тьму.

Навьючив на себя рюкзак, слегка присел, подхватил чемодан, и в тишине ночи, нарушаемой лишь переливами цикад - или их ближайших сородичей - пошел назад, к гостинице. Одет я был довольно тепло, так как приехал из всё ещё заснеженного мартовского Торонто. Хотя теплую куртку пристроил сверху рюкзака, всё равно, когда вошел в низкое полутемное фойе гостиницы, почувствовал, как по спине между лопатками бегут струйки пота. Более-менее был освещен лишь угол в глубине, где предположительно мог находиться администратор - утопленные в потолке светильники направленно лили чуть синеватый свет на покрытие стойки, отделанной под гранит. Откуда-то из темноты коридора появился полусонный дежурный - коренастый светловолосый парень с модной короткой прической на круглой голове, и приятным безмятежным лицом школьника-старшеклассника. Он споро определил меня на жительство, прицельным щелчком пасанул пластиковую карточку-ключ по гладкой поверхности стойки, и тут же удалился в темноту коридора.

Я взял вещи и вышел в боковую дверь наружу. Петляющая бетонная дорожка, как нить Ариадны, повела меня в теплую темноту. По бокам росли низкорослые кустики с мелкими, толстенькими и крепкими овальными листочками. Редко стоящие фонари, на низких ажурных стойках в человеческий рост, чисто символически подсвечивают путь до нужного мне крыла. Нахожу свой номер, и прямо с улицы вхожу внутрь. Принюхиваюсь к запаху в комнате, но ничего подозрительного не чувствую - запах нейтральный и довольно свежий. Тем не менее, нащупав выключатель и включив свет, первым делом открываю окна. Всё. Теперь спать, спать... Завтра с утра приступать к работе, но до этого надо где-то арендовать машину и, если удастся, позавтракать. Но это будет завтра. Закрываю глаза и мгновенно засыпаю. Точнее, даже не засыпаю, а просто отключаюсь от этого забавного мира. Хорошего помаленьку. Большой плюс нашего земного бытия, что этот мир вдобавок ко всему ещё и забавный. Иначе после исполнения святого долга по продолжению своего рода многим людям с мозгами и совестью было бы не очень-то уютно жить на белом свете.