Форсированный марш
Шрифт:
Глава вторая
— Господь всемогущий, яви нам свою милость, прошу тебя! — выдохнул Матц, сидя в инвалидном кресле, которое Шульце пытался пропихнуть сквозь толпу разгоряченных солдат-отпускников, ждавших своей очереди, чтобы подняться на второй этаж, где проститутки обслуживали клиентов. Гигантская гостиная борделя, уставленная громоздкой плюшевой мебелью в стиле XIX столетия, была полна шлюх в шелковых неглиже, щеголявших своими прелестями. Сбиваясь с ног, по борделю носились потные официантки, спешившие разнести сигареты и бутылки с пивом и шнапсом. Несмотря на то, что где-то совсем
— Ты только посмотри на всю эту роскошь, Матци, — вздохнул Шульце. — Боже, они так хороши, что я с удовольствием съел бы их сырыми — и без всякой соли. И ты только послушай, как скрипят пружины кроватей там, наверху. Разве это не замечательная музыка — и разве она не лучше, чем «Хорст Вессель» и «Дойчланд юбер аллес» вместе взятые [6] ?
— Взгляни вон на ту, Шульце, — прошептал Матц, указывая на дородную блондинку, чьи огромные груди аппетитно перекатывались под ее черным бельем, угрожая разорвать его. — Какие фантастические прелести снаружи — а что же там внутри? — Ослепленный красотой блондинки, Матц жадно протянул к ней обе руки, пытаясь схватить ее.
6
«Хорст Вессель» — гимн нацистской партии; «Дойчланд юбер аллес» — национальный гимн Германии. — Примеч. ред.
Однако перед ним неожиданно возник мужчина в форме артиллериста, с обожженным солнцем лицом ветерана Африканского корпуса.
— Убери свои лапы от нее, ты, одноногий калека! — рявкнул он. — Тебе придется подождать своей очереди — точно так же, как и всем нам. Лично я не видел ни одной белой женщины на протяжении тридцати недель. А если ты слишком спешишь, то удовлетвори себя пока своими же собственными грязными ручонками. Судя по всему, от той маленькой штучки, которая у тебя имеется ниже пояса, в этом заведении все равно будет не слишком много пользы.
Эта реплика артиллериста вызвала взрыв хохота среди стоявших рядом солдат. Пока Матц задыхался от ярости, Шульце смерил артиллериста холодным взглядом.
— Тебе известно, к кому ты обращаешься, ты, взбесившийся трубочист? — осведомился он с ледяной вежливостью. — Если нет, тогда я просвещу тебя. Ты разговариваешь с шарфюрером лучшего батальона лучшей дивизии Ваффен-СС. А именно, батальона «Вотан» из состава дивизии «Лейбштандарт Адольф Гитлер»!
На артиллериста это заявление не произвело ровным счетом никакого впечатления.
— Я хотел бы тебя кое о чем спросить, — обратился он к Шульце.
— Пожалуйста, спрашивай.
— Я хочу знать: твоя мать была девственницей или нет, когда родила тебя? — спросил артиллерист с усмешкой. — Или же тебя нашли под капустным листом?
Его острота вызвала новый взрыв бешеного хохота со стороны скучающей солдатни. А у блондинки, смеявшейся до слез, правая грудь все-таки вывалились из ее неглиже. Солдаты одобрительно засвистели, приветствуя это зрелище восторженными криками.
Шульце с трудом дождался, когда наконец уляжется весь этот хохот и радостные вопли. Когда в гостиной стало тише, он взорвался.
— Встань прямо! — рявкнул он, точно они находились на батальонном плацу. — Расправь плечи и подтяни свое отвисшее брюхо! Держи свою челюсть как следует! Держи голову прямо! Ты разговариваешь с унтер-фюрером [7] СС, невежа!
— Ах ты, помойная утроба, — усмехнулся артиллерист.
— За эти несносные слова, солдат, я отрежу тебе задницу, — пообещал Шульце, вспыхивая. — Грязный вонючий пердун!
7
Категория воинских званий, объединявшая звания от унтершарфюрера до гауптшарфюрера; проще говоря, сержанты и старшины. С 1942 г. туда добавилось еще и звание штурмшарфюрера (младшего лейтенанта). — Примеч. ред.
Но прежде чем Шульце успел врезать усмехающемуся артиллеристу, Матц резко дернул вверх свой протез и попал артиллеристу точно между ног. Несчастный издал душераздирающий вопль и рухнул на колени. Шульце с размаху опустил свои закованные в гипс руки на его затылок, и артиллерист беззвучно упал лицом в ковер.
Победно ухмыляясь, Шульце провез инвалидное кресло с Матцем через импровизированный коридор, который образовали расступавшиеся на их пути другие солдаты. При этом он милостиво кивал то налево, то направо — ни дать ни взять фюрер во время появления на партийном съезде в Нюрнберге.
Их путь преградила хозяйка борделя. Необъятная грудь, казалось, подпирала ее двойной подбородок.
— Вот это вещь! — восторженно протянул Матц, не сводя глаз с ее бюста. — Это же настоящее чудо инженерного искусства! Это даже более грандиозное сооружение, чем мост через Рейн в Кельне.
Шульце также с неприкрытым восхищением обозрел монументальные формы мадам.
— Так и съел бы все это мясо… и гарнира не нужно, — восторженно выдохнул он.
На хозяйку борделя эти реплики не произвели ровным счетом никакого впечатления.
— Что это вы, интересно, делаете в моем заведении со своей гребаной инвалидной коляской? — грозно осведомилась она. — За это вам, черт побери, придется заплатить дополнительно! — она сделала весьма выразительный жест своей унизанной множеством колец пухлой рукой. — Заплатите за коляску, и тогда я разрешу вам поставить ее где-нибудь в уголке и посмотреть на моих девочек.
— Ну-ка, покажи ей, что мы припасли, Матц, — бросил Шульце.
— У нас есть для вас кое-что получше денег, мадам, — с энтузиазмом откликнулся Матц и, засунув руку в ящичек, который располагался под сиденьем его инвалидной коляски, принялся выуживать оттуда вещи, которые приятели прихватили с собой, покидая госпиталь «Шарите». — Три банки мясных консервов, блок сигарет, кило крупы и — вот, смотрите. — Он поднял высоко вверх маленькую бутылочку с маслянистым содержимым коричневого цвета. — Сок радости.
— Морфий? — ахнула женщина. Ее зрачки сузились. Как и все, кто жил в Берлине в третий военный год, она прекрасно знала, что на черном рынке бутылочка морфина стоила целое состояние. Ведь немецкая столица была теперь переполнена калеками всех сортов — и мужчинами, и женщинами, — которые существовали только от инъекции к инъекции и были готовы отдать за временное избавление от своих страданий любые деньги.
— Именно морфий, — подтвердил Шульце. — Теперь все улажено, не так ли, мадам?