Форсированный марш
Шрифт:
Конец его фразы потонул в пронзительном свисте офицера, который с побагровевшим лицом дул и дул в серебряный свисток, свисавший на шнурке с его кителя.
Буквально в следующую секунду словно из-под земли появился патруль — четверо солдат с карабинами во главе с фельдфебелем. Последний встал навытяжку перед офицером, на чьи серебряные погоны падал красноватый отсвет от багрового солнечного шара, который начал подниматься на горизонте и лучи которого с трудом пробивались сквозь пыль и дым, вызванные ночной бомбежкой.
— Слушаю вас, господин офицер, — обратился к офицеру фельдфебель.
—
Холодные глаза здоровяка-фельдфебеля внимательно ощупали фигуру Шульце, не пропустив ни множество его орденских планок, ни Рыцарский крест Железного креста, который криво свисал на ленточке, обмотанной вокруг его открытой шеи.
— А что же именно они сказали? — осведомился он.
Офицер Генштаба принялся объяснять фельдфебелю, как его оскорбили. Слушая его, Матц бешено хохотал — так, что, казалось, он вот-вот выпадет из своего инвалидного кресла.
— Иди и наложи кучу дерьма где-нибудь на свежем воздухе — вот что предложил мне этот субъект — тот, что поменьше ростом, — заключил трясущийся от ярости офицер. — Этот негодяй предложил пойти и наложить кучу дерьма офицеру Генерального штаба!
В эту секунду Матц выплеснул из ночного горшка все пиво, что там было налито, прямо на элегантный китель штабиста.
— Смотрите, что он сделал! — взвизгнул офицер, стряхивая с себя капли пива при помощи своих кожаных перчаток — с таким видом, словно это была концентрированная серная кислота. — Он выплеснул на меня полный ночной горшок мочи!
Патрульные грозно сгрудились вокруг двоих эсэсовцев. Шульце попытался выставить перед собой деревянную ногу-протез, чтобы как-то защититься, но командовавший патрульными фельдфебель взял наперевес заряженный карабин. Другой патрульный также снял свой карабин с предохранителя и угрожающе прошипел:
— Лучше пройди с нами по-хорошему!
Он шагнул прямо к Шульце, готовясь схватить его своими огромными ручищами.
Но этого так и не случилось — рядом с ними внезапно с визгом затормозил большой черный «хорьх» [8] . Зад машины сильно занесло на мокром булыжнике. Стоявшие на подножке машины адъютанты в форме СС — каждый из которых был как минимум на голову выше самого Шульце — соскочили на мостовую и двинулись прямо к патрульным. Тот из них, который хотел было схватить Шульце, опустил свою лапу. Все, кто находился в этот миг на улице, внезапно стали по стойке «смирно», узнав металлический штандарт, прикрепленный к радиатору «хорьха».
8
Марка немецкого легкового автомобиля. — Примеч. ред.
— Чтоб мне провалиться на этом месте! — выдохнул шарфюрер Шульце, увидев, как открылась задняя дверца автомобиля и из нее вылез мужчина с желтоватым, болезненным цветом лица; на носу поблескивало пенсне, делавшее его похожим на школьного учителя. На его черном генеральском кителе не было видно ни одной награды, кроме Имперского спортивного значка в бронзе. — Это
— Что здесь стряслось? — спросил этот человек, внушавший ужас всей Европе. — Почему вы затеяли свару с моими людьми в самом центре Берлина? — Темные глаза рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера наполнились неподдельным сочувствием: — Оба из которых к тому же тяжело ранены!
— Сами они предназначены лишь для несения тыловой службы, — встрял Шульце. — И не могут понять, что перед ними — солдаты, которые готовятся к отправке на фронт, рейхсфюрер [9] . Мы готовы отправиться туда как можно скорее. — Шульце попытался прищелкнуть каблуками, но был настолько пьян, что едва не упал.
В глазах Гиммлера мелькнули теплые искорки:
— Это то, что я и рассчитывал услышать от моих верных эсэсовцев!
— Но, господин рейхсфюрер… — попытался обратиться к нему офицер Генерального штаба.
9
Здесь и далее: в действительности в СС было широко принято правило обращаться к соратникам по организации (в том числе и к старшим по званию) без приставки «господин», при этом на «ты». — Примеч. ред.
Гиммлер бросил на него уничтожающий взгляд. Под этим взглядом даже лошадь, на которой сидел офицер, стала нервно переступать с ноги на ногу и пятиться назад. Затем взгляд рейхсфюрера упал на алые трусики Герди, которые украшали выбритый череп Матца.
— Почему у вас на голове надето то, что, как мне кажется, является предметом… э-э… женского туалета? — поинтересовался он.
Матц, до которого наконец дошло, в какой они попали переплет, совсем не желая в результате этого быть отправленным в военную тюрьму в Торгау, из которой он когда-то выкарабкался только благодаря тому, что подал заявление о вступлении добровольцем в ряды СС, вдохновенно соврал Гиммлеру:
— Из-за крови, рейхсфюрер.
— Крови? — удивился Гиммлер.
— О да. Видите ли, я получил огнестрельное ранение больше месяца назад, но рана до сих пор кровоточит. И лекари ничего не могут сделать, чтобы остановить кровотечение. Поэтому, когда мой товарищ вывозит меня в моем инвалидном кресле на утреннюю прогулку, как сегодня, я специально ношу этот предмет одежды, чтобы гражданские жители Берлина не видели на моей голове кровь и не пугались. Мне кажется, рейхсфюрер, что если бы жители Берлина увидели германского солдата с кровоточащей раной на голове прямо в центре германской столицы, то это было бы худо для морального духа гражданского населения столицы нашего рейха.
— Похвально, весьма похвально, — проговорил Гиммлер голосом, в котором неожиданно послышались слезы, и промокнул свои внезапно увлажнившиеся глаза. Рейхсфюрер был весьма эмоционален во всех вопросах, которые касались его элитных подразделений. — А вам, проклятым жеребцам, которые гарцуют в центре Берлина в то время, как на рейх со всех сторон обрушиваются смертельные опасности, следует брать пример с моих храбрых, увенчанных ореолом страдания эсэсовцев!
— Да, рейхсфюрер, — смиренно выдавил офицер Генерального штаба.