Форточка с видом на одиночество (сборник)
Шрифт:
– Да?
– Да, – смеется. – Знаешь, мне бы хотелось не видеть тебя долго-долго. Может, несколько месяцев или даже лет, а потом абсолютно случайно где-нибудь встретить и очень обрадоваться… Обнять тебя, поцеловать, наговорить кучу комплиментов… (Тут она начинает меня обнимать и целовать, как будто мы с ней действительно давно не виделись.) Вот, как мне хотелось бы…
– И что же я буду делать эти несколько месяцев или даже лет?
– Как что? Мучиться и страдать от неразделенной любви…
– Я говорила тебе, что
– Да, этот, как его… шквалистый!
– Между прочим, я в свое время объявляла штормовое предупреждение! Но кто меня услышал? Ладно, не грусти. Хочешь, я расскажу тебе сказку?
– Нет, извини. – Мне сейчас не до сказок. Какие могут быть сказки! В моем-то возрасте! Ну, бабушка! – чего вы хотите?
– Хорошую сказку со счастливым концом? – настаивает.
– Давай лучше в прятки, – предлагаю.
Она стоит лицом к двери. Я не вижу лица, но я знаю, как оно сейчас выглядит. Могу себе представить. Во всех деталях. Вплоть до самой мелкой морщинки. И я понимаю, что как бы далеко я ни уехал, она всегда будет рядом. Надо только закрыть глаза.
– Раз… два… три… четыре… пять… Я иду искать.
Я прячусь за портьерой, прижавшись к стене и затаив дыхание, чтобы не волновать им портьеру. Мне кажется, что я спрятался от нее в Новой Зеландии. Это очень далеко. Даже родная бабушка не сможет меня там отыскать. К тому же она не знает английского, так что ей даже не у кого будет обо мне спросить.
– Ну где же он может быть? Ведь только что… Вот тут сидел и пропал, как будто испарился. Но как мог испариться такой большой мальчик?
Соседи сверху опять чем-то громыхают.
– Кто у тебя там живет? – спрашивает Борька, показывая пальцем на потолок.
– Не знаю, – говорю. – Думаю, что японцы.
– Японцы?
– Да, борцы сумо. Целыми днями они отрабатывают там свои приемы. Страшный грохот.
– Давай покурим? – предлагает Борька.
– Давай. Я достану молока, – лезу в холодильник.
– Я не хочу молока.
– Молоко нейтрализует действие канцерогенов, которые выделяются в процессе курения, – объясняю. – Один стакан молока – одна без вреда для здоровья выкуренная сигарета.
– Ну, налей стаканчик, – соглашается.
– Знаешь, я боюсь, что мне отрежут ноги. – Наливаю нам молока.
– Кто?
– Хирурги. Я боюсь, что у меня облитерирующий эндартериит.
– Я помню, как в школе ты боялся заболеть и превратиться в зеленую соплю.
– Еще бы! А кому не страшно превратиться в соплю? Никто не станет дружить с человеком-соплей. В этом случае любой обречен на одиночество.
– А что у тебя с ногами?
– Мне кажется, что, если мне отрежут ноги, я буду очень одинок. Потому что ни одна девушка не полюбит человека без ног. Я и с ногами не так чтобы нарасхват. На этот счет у меня нет никаких иллюзий. Любовь – жестокая штука. Конечно, может так случиться, что в отделении хирургии я встречу какую-нибудь девушку, например, попавшую под трамвай, и тоже с ампутированными нижними конечностями. Но я не уверен, что меня заинтересует девушка, у которой не будет ног… У меня серьезные требования к женщинам. Налей мне молока – хочу еще покурить, – говорит.
– У меня был один дальний родственник, – рассказываю. – У него был облитерирующий эндартериит. Доктор сказал, что, если он не бросит курить, ему отрежут ноги. Родственник не бросил. Он продолжал курить как ни в чем не бывало. Сначала ему ампутировали стопы. Но он продолжал курить, и тогда ему отрезали ноги по колено. Я не знаю, чем закончилась эта мрачная история, но мне почему-то представляется, что, в конце концов, когда осталась одна голова, она продолжала курить всем смертям назло.
– Что-то я перехотел курить, – говорит Борька и тщательно тушит бычок своими толстыми сардельками.
И тут звонит телефон. Это Полина. Я точно знаю. Я ее чувствую. Какими-то почти стертыми, как копчик, атавистическими рецепторами, чем-то таким, что раньше во мне было, когда-то далеко, может, на заре эволюции, когда у меня еще был хвост и я отгонял им назойливых мух и слепней, похлопывая себя по шерстяной спине.
Технократическое развитие общества отобрало у меня не только хвост, но и самостоятельность. Открыл кран – потекла вода, включил обогреватель – стало тепло, залез в холодильник – поел… Все так просто. Но меня пугает это простота. Мне кажется, я попал в зависимость от внешней системы обеспечения. Развивая ее, я перестал развиваться сам. Я стал зависим от всего на свете, кроме себя самого. Имея под рукой телефон, телевизор, радио, электронную почту и все такое, мне не приходится решать телепатическую задачу. И все-таки я ее решаю! Ответ сам собой вспыхивает в моем мозгу пронзительным протуберанцем. Он проникает в меня, за считанные секунды проскочив все стадии развития человечества, тысячелетия эволюции. Он проникает в мой мозг мощным и чистым импульсом и пронзает меня до самого копчика – это она! Поэтому я беру трубку и сразу говорю:
– Привет, Полина.
– Привет, Кирюша! А я в Сочи.
– С кем? – спрашиваю.
– С Аликом, – отвечает как ни в чем не бывало, как будто это совершенно нормально, что она вдруг оказалась в Сочи с каким-то идиотским Аликом. – Ты его не знаешь. (И знать не хочу!) Он классный. Море прекрасное, солнце чудесное, питание великолепное. Все замечательно. А сейчас, в эту самую минуту, что я с тобой разговариваю, Алик делает мне массаж.
– Класс, – выдавливаю.
– А что у тебя?
– А мне отрежут ноги, – говорю. И кладу трубку.
– Я знаю, – говорит Борька. – Я недавно был в консерватории… Тебе надо в консерваторию.
– Что я забыл в консерватории?
– Это то, что доктор прописал. Туда ходят одинокие, тонко чувствующие девушки. Главное – не теряйся. Сразу бери быка за рога. Поговори о концерте, попроси номер телефона и – она твоя.
– Кто?
– Ну, откуда я знаю? Какая-нибудь девушка… из консерватории.
– А как же Полина? – интересуюсь.