Фотофиниш. Свет гаснет
Шрифт:
Аллейн негромко свистнул сквозь зубы.
– Эй! Берт! – позвал он.
Шофер оглянулся, и Аллейн увидел его надежное лицо. Аллейн кивнул, и Берт поднялся по лестнице.
– Добрый день, – сказал он. – Как нехорошо. Убийство, а?
– Слушайте, как вы смотрите на то, чтобы помочь? Доктор Кармайкл и я должны кое-кого навестить, но мне не хочется оставлять этот коридор без присмотра. Не будете ли вы так добры побыть здесь? Надеюсь, мы не задержимся надолго.
– Не вопрос, –
– Да. Дверь заперта.
– Но вы думаете, что кто-то может начать вынюхивать?
– Вроде того. Ну так что?
– Я не против. Все придется делать самому, да?
– С доктором Кармайклом. Я был бы вам очень благодарен. Никто не должен туда входить, кто бы он ни был.
– Понял, – сказал Берт.
И он развалившись сел на стул за ширмой.
– Пойдемте, – сказал Аллейн доктору Кармайклу. – Где его комната?
– Сюда.
Проходя мимо двери в студию, Аллейн остановился:
– Секундочку.
Он вошел. Трой сидела на краю подиума и выглядела очень несчастной. Она вскочила ему навстречу.
– Ты все знаешь? – спросил он.
– Синьор Латтьенцо пришел и сказал мне. Рори, какой ужас!
– Знаю. Жди здесь. Хорошо? Или хочешь лечь?
– Я в порядке. Мне кажется, я еще не до конца поверила в то, что это случилось.
– Я недолго, обещаю.
– Не думай обо мне. Я в порядке. Рори, синьор Латтьенцо, кажется, считает, что это был Филин, фотограф. Это возможно?
– Думаю, вряд ли.
– Я не очень-то верю в существование этого фотографа.
– Мы поговорим об этом потом, если хочешь. А пока что найди мне, пожалуйста, мой фотоаппарат, большую колонковую кисть и тальк во флаконе с распылителем.
– Конечно. В нашей ванной есть по меньшей мере три таких флакона. Почему люди вечно дарят друг другу тальковую присыпку и никогда не пользуются ею сами?
– Надо в этом разобраться, когда будет время. Я вернусь за всеми этими вещами.
Аллейн поцеловал жену и вернулся к доктору.
Комната Руперта Бартоломью была через две двери дальше по коридору. Доктор Кармайкл остановился.
– Он не знает, – сказал он. – Если, конечно, кто-нибудь не пришел и не сказал ему.
– Если он принял пилюлю Латтьенцо, то должен сейчас спать.
– По идее да. Но эти таблетки самого слабого действия.
Доктор Кармайкл открыл дверь, Аллейн вошел вслед за ним.
Руперт не спал. Он даже не разделся. Он сидел на кровати, выпрямившись и обхватив руками колени, и показался им совсем юным.
– Здравствуйте! – сказал доктор Кармайкл. – Это еще что такое? Вы должны были крепко спать. – Он взглянул
– Не захотел. Я хочу знать, что происходит. Все эти крики и беготня. – Бартоломью посмотрел на Аллейна. – Это была она? Белла? Это из-за меня? Я хочу знать. Что я наделал?
Доктор Кармайкл взялся пальцами за запястье Руперта.
– Ничего вы не наделали. Успокойтесь.
– Тогда почему…
– Суматоха, – сказал Аллейн, – не имела к вам никакого отношения. Насколько нам известно. Абсолютно. Это кричала Мария.
На лице Руперта появилось и тут же исчезло выражение, которое при менее драматичных обстоятельствах можно было бы описать как обиженное; затем он искоса посмотрел на них и спросил:
– Тогда почему Мария кричала?
Аллейн обменялся взглядами с доктором, и тот едва заметно кивнул.
– Ну? – требовательно повторил Бартоломью.
– Потому, – сказал Аллейн, – что случилось несчастье. Трагедия. Смерть. Для вас это будет потрясением, но, насколько мы можем судить (надо признаться, не слишком глубоко), нет причин связывать это с тем, что произошло после спектакля. Вы все равно об этом узнаете, так что нет смысла утаивать это от вас.
– Смерть? Вы хотите сказать… Вы же не о… Белле?
– Боюсь, что так.
– Белла? – недоверчиво переспросил Руперт. – Белла? Мертва?
– В это трудно поверить, да?
Последовало долгое молчание, которое первым нарушил Руперт:
– Но… почему? Что случилось? Это сердечный приступ?
– Можно сказать, – заметил доктор Кармайкл с ноткой мрачной эксцентричности, свойственной врачам, – что все смерти являются следствием сердечной недостаточности.
– А вам известно, что у нее были какие-то проблемы с сердцем? – спросил Аллейн.
– У нее было высокое давление. Она обращалась к специалисту в Сиднее.
– Вы знаете, к кому именно?
– Я не помню. Монти должен знать. И Нед Хэнли.
– Это была серьезная проблема, как вам кажется?
– Врач велел ей… сбавить темп. Не слишком волноваться. Всякое такое. – Бартоломью посмотрел на них так, словно предчувствовал что-то. – Мне следует ее увидеть? – с запинкой спросил он.
– Нет, – быстро ответили оба.
Он выдохнул.
– Я не могу осознать это, – сказал он, медленно качая головой. – Совсем не могу это осознать. Я не могу в это поверить.
– Лучшее, что вы можете сделать, – заметил доктор Кармайкл, – это выпить таблетку и лечь спать. Вы абсолютно ничего больше не можете сделать.