Фотограф смерти
Шрифт:
– Жива, – сказала Дашка. – В реанимации, но жива. Так что…
Она замолчала, вспомнив коридор, дверь и ожидание, которое теперь тянулось для кого-то другого.
– Что теперь? – спросил Артем.
– Молись. Может, и услышат.
Так уж вышло, что судьба Веры Павловны была предопределена еще до рождения. Прапрадед ее, будучи еще крепостным, попал в помощники к уездному врачу. Прадед, уже человек свободный, занял отцовское место и, хотя не имел бумаг, врачебное звание подтверждающих, успел прославиться
– Долг наш – людям служить.
Конечно же, отец надеялся на сына, а потому Верочку, если и готовил, то на медсестру. С ранних лет она была при больнице, некогда первой городской имени Буденного, но после переименованной в пятую и имени лишенную. Верочка охотно помогала медсестрам, не боясь крови, не чураясь гноя и больничных запахов. Ею двигало одно-единственное желание – угодить отцу.
Для того же она вышла замуж за Степана Федотовича, сорокатрехлетнего хирурга, вдовца и отца двоих детей. Верочка родила и третьего, безропотно отдав его в заботливые отцовские руки, сама же, не выбрав декретный отпуск до половины, вернулась к службе.
Шли годы. Верочка дослужилась до старшей медсестры. Дважды получала награды и бессчетно – благодарности. В девяносто втором, не выдержав перемен, ушли и отец, и муж. Дети – все трое свои, одинаково любимые – разлетелись. Больница обнищала. Но Верочка по-прежнему была при ней, не в силах оставить место своего бытия, а после бежала к тем, кто по новой моде лечился на дому. Пациенты Верочку любили.
И оплачивали свою любовь.
Денег хватало для себя и для детей.
Потом младшенький открыл клинику, и старшие свили в ней гнездо. Предприятие оказалось удачным, только Верочка, несмотря на все уговоры, не пожелала оставить первую-пятую имени Буденного больницу.
– Мама, не глупи, тебе отдыхать надо, – повторяли дети в один голос и бежали к начальству. То разводило руками: мол, ваша мать, вам и думать.
Они думали. Решили. Забрали и заперли, но взаперти, несмотря на заботу, Верочка стала чахнуть. И дети смирились с неизбежным.
Теперь каждое утро в семь пятнадцать черный джип высаживал Верочку у служебного входа. Ей вручали халат, белый, накрахмаленный до жесткости, и молоденькую помощницу, чье имя Верочка постоянно забывала.
В последнее время за ней повелось такое вот, недоброе.
Нынешний обход был обыкновенен. Верочка проинспектировала палаты, отметив, что надо бы сменить постельное белье, а то старое совсем поистрепалось.
– Конечно, закажем, – помощница сделала пометку в крохотном устройстве, которое она носила вместо обычного блокнота.
– И в третьей пусть свет починят. Мигает. А в пятой стекло треснуло…
Верочка вздохнула. Это место, некогда отнявшее лучшие годы ее жизни, теперь сторицей отдавало долг.
Парочку Верочка встретила на лестнице и хотела возмутиться: время для посещений еще не наступило. Да и были посетители без халатов и в уличной обуви.
– И зачем ты сюда пришла? – спросил мужчина в вельветовой куртке.
– За тобой. Тебе не нужно здесь появляться. Если вас свяжут, то…
– То что? Она сама прыгнула.
Женщина была в темно-красном костюме. Хорошем. Совсем как тот, который привез старшенький и все уговаривал Верочку примерить. Она отнекивалась, хотя костюм с золотистыми пуговичками и ниткой-искрой весьма и весьма по вкусу пришелся. Но не каждый же день этакую красоту носить?
– Она жива, – зашипела женщина. – Она очнется и расскажет…
– Что у нее личная жизнь не сложилась? Милая сестричка, успокойся и пойми: я не несу ответственность за чужих тараканов.
Верочка возмутилась: тараканов в больнице не было.
– И не очнется она, – ласково закончил фразу мужчина.
– Вчера я звонила Всеславе. Она не берет трубку.
– И?
– И Тоня пропала. С ними ведь все в порядке? Посмотри мне в глаза! Скажи прямо…
Мужчина вдруг придвинулся к женщине и положил руки на ее плечи. Большие пальцы уперлись в горло.
– Все в порядке, милая сестрица. Я благодарен тебе за помощь, но твоя чрезмерная опека меня угнетает…
– Вера Павловна! – пролетом выше хлопнула дверь. – Вера Павловна! Вы куда пропали?
Мужчина отпрянул от женщины и посмотрел вверх. Глаза его – темные, злые – сузились.
– Подслушивать нехорошо, – сказал мужчина, который вдруг оказался рядом. Сказал на ухо и толкнул. Вера Павловна покатилась по ступенькам, сердясь на больницу за то, что та не уберегла.
– Вера Павловна…
Стучали каблучки помощницы. Не успеет… и детей жалко. Расстроятся. Зато похоронят по-людски, в красивом красном костюме, привезенном старшеньким из самой Англии…
– Вера Павловна… я же только на минуточку… в туалет… а вы убежали… что теперь будет?
Верочка хотела сказать, что не стоит волноваться, но не смогла.
– Мы не справимся, – сказала Дашка, но ответа не услышала. Артем лежал, повернувшись к стене. Адам раскладывал одному ему понятный пасьянс из фактов.
Но ведь это правда: они не справятся. А если так, то погибнет еще кто-нибудь. Например, Дашка.
– Вы как хотите, но я…
Они никак не хотели. Они вообще не замечали Дашку. Ну и пусть. Она взяла телефон и вышла из комнаты, но устроилась за открытой дверью так, чтобы видеть Адама.
Телефон включился и тут же отчитался о пропущенных звонках. И связь установил в момент.
– Дашка, ты понимаешь, во что вляпалась? – Вась-Вася шипел в трубку, как разъяренная гюрза. Или правильнее было бы сказать «гюрз»? – Где Тынин?