Фотограф. Цикл рассказов
Шрифт:
– Там был еще какой-то человек, – сказала Наталья после продолжительного молчания. – Я это чувствую. Эдуард ведь был знаком с Белькевичем, бывал у него дома. Не раз с восхищением рассказывал о его коллекции. Приятели Эдика рассказывали мне, что брат попался на наркотиках. Сам он их, кажется, не употреблял, но пробовал торговать. Ему кто-то помог выпутаться, и за эту помощь потребовал благодарности.
– Хочешь сказать, что этим человеком был Чернов?
У меня были еще вопросы, но задавать их стало некому. Наталья поднялась и ушла в дом, кивнув мне на прощанье головой. Разумеется, я даже не пытался ее остановить. Этой женщине не было дела до настоящего, она вся была в прошлом,
Я созвонился с Рыковым и попросил у него выяснить адреса Кривоноса и Гальцева. Оказывается, Олег уже успел навести справки о вернувшихся из мест заключения подельниках Эдуарда Бердова и теперь горел желанием поделиться со мной сведениями, но не по телефону. Время было уже вечернее, и я подхватил Рыкова с крыльца солидного учреждения.
– Шварц сорвался с цепи, – предупредил меня Олег. – По моим сведениям, он прихватил Гальцева на квартире и силой вынудил его следовать за собой. После чего они скрылись в неизвестном направлении.
– А вы что, следили за Гальцевым?
– Мы следили за Черновым, – жестко возразил Рыков.
– Ну, спасибо тебе, Олег. Я с тобой советовался как с другом, а ты мою информацию слил кефирному ведомству.
– Никому я ничего не сливал, – огрызнулся Рыков. – Тут, брат, чистая самодеятельность. Оружие у тебя есть?
– Вы, товарищ капитан, имеете дело с мирным фотографом, а не с криминальным отморозком. Никакого иного оружия кроме фотоаппарата у меня нет и быть не может.
– Ладно, сирота казанская, держи ствол. Очень может быть, что он тебе очень скоро понадобится. Но смотри, стрелять только в крайнем случае и по моей команде.
Вот ведь, мама дорогая, опять влип! А как хорошо и почти мирно все начиналось. Айвазовский, Паленов, художники-передвижники. Интеллигентнейший следователь прокуратуры, вышедший в большие люди. Казалось бы, предполагалась игра умов, торжество дедукции в чистом виде. В принципе, я всегда готов к труду и обороне, но терпеть не могу тумана и действий вслепую, когда не знаешь кого и за что бить.
– Если честно, то я и сам знаю не больше, чем ты, – утешил меня Олег. – Но если Чернов взял за хобот Гальцева, то очень скоро он выйдет и на Кривоноса.
– Виктор сегодня по утру виделся с Натальей Бердовой. Разговор между ними состоялся очень тяжелый. Понимаешь, о чем я? Я видел Чернова около двух, на нем лица не было. А я не мог понять, что его так взволновало.
_ Скверно, – сказал Олег. – Очень скверно.
А к Кривоносу мы с Рыковым все-таки опоздали. Застрелили его практически на выходе из родного дома, в небольшом уютном скверике, усладе пенсионеров и мамаш с колясками, в которых они возили своих чад по темным аллеям. Словом, место тишайшее, что однако не помешало злым людям испохабить его очередным кровавым преступлением. Кривонос был убит буквально за пятнадцать минут до нашего появления. Милиция уже успела откликнуться на зов о помощи. По словам свидетелей, Кривонос, прогулявшись по аллеям, присел на лавочку. К нему присоединился другой мужчина. О чем они говорили, никто не знал. Потом собеседник Кривоноса, одетый в томные брюки и синюю куртку поднялся и спешным шагом покинул сквер. Выстрела никто не слышал, и только минут через пять какой-то любопытный дедок пришел к выводу, что поза у человека, сидящего на дальней скамейке, не совсем естественная.
Видимо, Кривоноса кто-то вызвал на встречу в сквер, иначе трудно понять, зачем он сюда пришел. Возраст его далек от пенсионного. В наш город он прибыл не для ностальгических воспоминаний. По нашим с Рыковым прикидкам, у него здесь были очень серьезные дела.
– Я должен предупредить Кузнецова, – сказал Рыков, подсаживаясь ко мне в машину. – Если у Витьки поехала крыша, и он устранил Гальцева и Кривоноса, то следующей жертвой будет именно Кузнецов.
Честно говоря, я был настолько ошеломлен убийством Бердовского подельника, что не нашел слов для возражений. Хотя в голове моей и вертелась мысль, которую я никак не мог для себя сформулировать. Мне одно было непонятно в поведении Чернова: за каким дьяволом он послал меня на встречу с Кузнецовым, если собирался его сегодня убить? Подобное поведение не укладывалось ни в какую логику, даже сумасшедшую.
Я набрал номер телефона Натальи Бердовой, даже не успев продумать до конца вопрос, который собирался ей задать:
– Ты не помнишь, Наталья, кто вернул картины Эдуарда его матери, Ирине Васильевне?
– Это был следователь, – голос прозвучал устало. – Кажется, Кузнецов его фамилия. Вежливый такой, обходительный.
Наталья отключилась, даже не дослушав моего «спасибо», а я так и застыл с открытым ртом, к удивлению Рыкова, только что закончившего свой разговор с Кузнецовым.
– Александр Михайлович отправился в свой загородный дом, – поделился со мной Олег. – Обещал соблюдать осторожность.
– Черта лысого он будет соблюдать осторожность, – со злостью выдохнул я. – Он выстрелит в Чернова сразу, как только его увидит. А наше с тобой предупреждение будет его оправданием. Ты знаешь, где находится этот дом?
– Приблизительно, – пожал плечами Рыков. – А что случилось?
– Едем немедленно. По дороге все расскажу.
Гнал я на очень и очень приличной скорости, чем, кажется, встревожил наше заботливое ГИБДД, вздумавшее с благими, разумеется, целями составить мне почетный эскорт. Догнать меня они не догнали, но на хвосте висели цепко. Рыков несколько раз обернулся назад, а потом связался с кем-то по телефону. Что и кому он сказал, я не разобрал, занятый собственными мыслями, но эскорт отстал, удовлетворенный, видимо, объяснениями капитана милиции.
– Во всем виноват Костя.
– Почему?
– Гальцев с Кривоносом вправе были рассчитывать на благодарность человека, которого они прикрывали на суде. Конечно, он мог, продав картины, рассчитаться с ними деньгами. Но, во-первых, картины, находящиеся в розыске, продать очень трудно, а во-вторых, ни у Гальцева, ни У кривоноса не было причин доверять наводчику. Словом, логично предположить, что они потребовали плату картинами. Несколько этих картин Эдуард Бердов, видимо, успел закрасить. То есть создал поверх чужого произведения свое, не отмеченное печатью гения. И эти картины по просьбе ничего не подозревавшей матери Бердова и по представлению следователя Кузнецова были возвращены ей вместе с остальными полотнами, изъятыми во время обыска. Кузнецов не рискнул хранить краденные полотна у себя, он, видимо, боялся, что Кривонос и Гальцев проболтаются.
– Хочешь сказать, что Костя выкрал именно эти три картины?
– Он их не выкрал, он их подменил. Костя ведь тоже был художником, но, в отличие от старшего брата, талантливым. Во всяком случае, ему не стоило труда скопировать манеру письма Эдуарда. Гальцев с Кривоносом проникли в квартиру матери Бердова и изъяли картины. Однако их ждало разочарование. И тогда они обратились за разъяснениями к своему работодателю, для которого такой оборот дела оказался не просто сюрпризом, но прямо-таки громом среди ясного неба. Ведь он нашел, казалось бы, идеальное хранилище для картин. Он был абсолютно уверен, что никому и в голову не придет искать пропавшие полотна в квартире Бердовых. А то, что мать Эдуарда, ни за какие деньги не расстанется с работами сына, он был уверен стопроцентно.