Фотограф. Цикл рассказов
Шрифт:
по поводу проникновения в скрытую суть вещей мы не получили. В конце концов, суду наплевать на наши логические построения и умозаключения, ему нужны факты, улики, свидетельские показания. А с уликами и свидетельскими показаниями у нас было совсем не густо. Ситуация была такова, что уличить Вербицкого мог только Сазонов, уличить Сазонова мог только Вербицкий. Замкнутый круг. И фигуранты этого дела отнюдь не спешили круг разомкнуть, дабы не оказаться по несчастливой случайности в железных лапах охотников. Комбинация, которую предложил Чернов была довольно рискованной. Я уже не говорю о том, что она была противозаконной. Мы имели все шансы вляпаться в большое дерьмо, с последующими утомительными процедурами по отмыванию доброго имени: Но как выразился по этому поводу резидент Шварц: «Сидючи на печи большие бабки не срубишь». Я в принципе был с ним согласен, хотя наиболее рискованная роль в Черновской комбинации отводилась как раз мне, что же касается адвоката Сабурова, то он раздумывал довольно долго, что, в общем-то, и понятно. Если нам с Черновым не привыкать попадать в сомнительные истории, да и репутация у нас такая, что лишней ложкой дёгтя её уже не испортишь, то для Сабурова провал операции мог означать закат адвокатской карьеры. Риск, словом, был велик, но ведь и деньги клиент платил и адвокату и нам немалые. Тщательно взвесив все за и против, Сабуров сказал-таки своё веское «да».
Выйти на Сазонова мне труда не составило. По той простой причине, что он и не собирался прятаться. И в принципе правильно делал, его неожиданный объезд из города, мог быть расценен как бегство. Тем более, что Сазонов проходил свидетелем по делу своей бывшей жены.
Вообще-то я не люблю сутенеров. Можете расценивать это как чудачёство или совковый атавизм, но все эти рыночно продвинутые торговцы женским телом вызывают у меня чувство отвращения доходящее почти до рвоты. И надо быть уж совсем большой сволочью, чтобы торговать телом собственной жены. Хотя внешность у Сазонова была вполне благообразной. Этакий студент, спортсмен, красавец. Машинёшка, впрочем, под ним была хоть и импортная, но старенькая. Видимо, как человек умный и предусмотрительный он не спешил тратить на дорогие покупки деньги, полученные от Вербицкого за убийство собственной жены. Несколько часов я колесил вслед за Сазоновым и фотографировал его с разных позиций. Отчасти делая я это по привычке, но большей частью, чтобы пощекотать ему нервы.
Сазонов, разумеется, заметил слежку, поначалу он пытался от меня оторваться, но без всякого успеха. Просто двигатель моего новенького «Форда» был мощнее, да и водителем Сазонов был никудышным. Я без труда доставал его как на шумных перекрёстках, так и на почти пустынных окраинных улицах, куда Сазонов рискнул перебраться уже почти что в сумерках. Будь на его месте человек честный и не в чём не замешанный, он бы, разумеется, остановил машину и попытался выяснить, кто и за каким чёртом его преследует. А Сазонов, похоже, начал терять голову от страха. На это в общем-то мы и делали расчёт. Конечно, Сазонов был сволочью, но профессиональным киллером он не был. И убийство человека да ещё собственной жены не могло не отразиться негативно на его психике. В общем, когда я подсел к нему в салон, он уже находился на грани нервного срыва. Тем более что произошло наше рандеву на улочке глухой и плохо освещенной.
– Что вам нужно? – не спросил, а выкрикнул он в мою сторону.
– Вы убили человека, Сазонов, и мы это знаем.
Сутенёр пытался хорохориться, совсем уж слизью его назвать было нельзя, во всяком случае у него хватило сил на кривую улыбочку, обезобразившую довольно красивое лицо:
– Вы ничего не докажете.
– А я и не собираюсь никому и ничего доказывать, Сазонов. Тем кто будет решать вашу судьбу отлично известно, что вы задушили свою бывшую жену Ларису коричневым шнуром с золотой кистью. Нам известно и то, зачем вы это сделали и имя человека, который оплатил вашу работу. Так сколько вам заплатил Вербицкий? – Идите к чёрту? – огрызнулся Сазонов.
Не сочтите меня садистом, но врезал я ему с удовольствием, что называется от души. Удар видимо пришёлся в очень чувствительное место, поскольку Сазонов долго ловил ртом воздух и булькал слюною и соплями.
– Я мог бы сейчас сдать вас милицию, но, к сожалению, мне это невыгодно. Мне выгодно, чтобы Красавин оставался на нарах. Как видите я человек откровенный.
Сазонов оправился более менее от удара только минут через пять. Попытался даже закурить, но по причине дрожи в конечностях никак не мог попасть кончиком сигареты в язычок пламени, вырывающейся из весьма примечательной зажигалки. Я помог закурить расслабляющемуся киллеру, а за одно осмотрел заинтересовавшую меня безделушку. Вообще-то большинство сейчас предпочитает прикуривать от одноразовых пластмассовых штуковин, которые потом выбрасывают. У Сазонова зажигалка была не газовая, а бензиновая, к тому же не пластмассовая а металлическая, даже кажется позолоченная. Но меня не золото заинтересовало, а надпись, сделанная неизвестным гравёром: «Дорогому мужу Егору от жены Ларисы». И внизу год – «1999»
– А вы сентиментальный человёк Сазонов. Я бы на вашем месте зажигалку выбросил. Не люблю вещей, которые напоминают мне о грустном. Кстати, а не её ли вы обронили на месте преступления?
По тому как дёрнулась щека убийцы, я понял, что, пожалуй, попал в цель. Немудрено, что Вербицкий так взволновался и помчался на место преступления, искать потерянную вещь. Конечно, зажигалка могла попасть к Ларисе и раньше, но во-первых, она не курила, а во-вторых, вряд ли стала бы хранить вещи покинутого мужа в квартире мужа будущего. В любом случае, следователи обязаны были бы проверить Сазонова.
– Что вам нужно от меня?
– Видите ли, нам мешал Красавин, но нам мешает и Вербицкий. Он ведёт себя недостойно.
– Я что, должен его убить? – в глазах Сазонова плесканул ужас.
– Да Господь с вами, милейший. Какой из вас к дьяволу киллер, вы такими дрожащими руками в амбар не попадёте. Вы ведь не снайпер, Сазонов, а душегуб. Это разные профессии. Мы немного от вас требуем: просто в нужный час, быть в нужном месте.
– А если я не соглашусь?
– Вы согласитесь, Сазонов, поскольку другого выхода у вас нет. Вербицкий,
уяснив, что вы работаете на нас, сразу станет покладистым. – Вы убьёте Вербицкого, а вину за его смерть свалите на меня.
Этот сукин сын очень хотел жить. И не просто жить, а наслаждаться жизнью. Ради этого и пошёл на убийство. Хотя, не исключено, что он испытывает сейчас некоторый дискомфорт. Но этот дискомфорт он испытывает не от раскаяния, а от страха перед возмездием за содеянное. Убивать, в принципе, он согласен и дальше, но не согласен отвечать за убийство.
– Никто не собирается убивать Вербицкого, но если вы дражайший не примете наши условия, то вас ждут такие большие неприятности, после которых вам даже смерть покажется спасением. Вы меня хорошо поняли?
– Я согласен.
Собственно, я и не сомневался, что Сазонов согласится. Да и требовали мы от него всего ничего: постоять под фонарём, расположенном аккурат напротив окна Черновского офиса. Я лично проводил душегуба до нужного места и связался по телефону с Черновым. Вербицкий прибыл на встречу буквально две минуты тому назад. Пока всё складывалось как нельзя более удачно, в соответствии с разработанным планом. Надо сказать, что Черновский офис удобно расположен. Удобно в том смысле, что из него есть только один выход, который выводит вас в глухой переулочек. Глухой настолько, что даже в дневной время здесь малолюдно, а уж об эту почти ночную пору он и вовсе пустынен, как 3емля в первый день творения. Есть, знаете ли, даже в очень шумных городах достаточно тихие, почти кладбищенские места. Между прочим, ассоциация с кладбищем мне пришла в голову не случайно. Бледный свет уличного фонаря как-то по особенному жутковато высвечивал одиноко стоящую иномарку и её неподвижно застывшего за рулём водителя. По этой окоченелости я определил, что Сазонову жутко страшно и мысли его сейчас наверняка созвучны моим и даже скорее всего имеют ещё более панический оттенок. Не сочтите меня поэтом, но в конце концов и у фотографа, человека в некотором роде творческой профессии, может возникнуть меланхолическое настроение при виде почти что театральных декораций для грустного спектакля с трагическим финалом.
Вербицкий пил кофе сидя на моём любимом стуле, чем сразу же вывел меня из состояния меланхолического и заставил впасть в состояние раздражительное. Дело в том что Черновский офис носит своё гордое название не совсем заслуженно, поскольку представляет собой всего лишь бывшую однокомнатную квартирку с махонькой кухней и совмещённым санузлом. Каким-то чудом Чернову удалось уговорить соответствующие службы позволить ему пробить выход в наружной стене и тем самым сделать помещение служебным и автономным. 'I'ак вот расположиться со вкусом в этом с позволения сказать офисе можно только у окна, на единственном мягком стуле. Я неоднократно советовал Чернову поменять мебель и купить наконец пару кресел для посетителей, но он, к сожалению, мои советы проигнорировал. Думаю, что дело в конце концов закончится тем, что я сам куплю кресло, поставлю его у окна и прикреплю на нём табличку – «Для служебного пользования». Ибо в последнёе время я практически прописался в офисе детектива, разрешая проблемы уголовного характера весьма далёкие от профессиональных забот скромного фотографа. Пора было уже требовать у Шварца плату за сверхурочные и молоко за вредность.