Фотографирование осени
Шрифт:
жизни было тоже всё однообразно, один и тот же человек
встречал после работы, целовал в щёку, иногда дарил цветы.
Ну, вот что-то такое, говорить неохота, потому что всё закон-
чилось, я всё послала куда подальше, и его тоже. Уволилась с
той работы, перешла на эту. Мне кто-то сказал, будто у меня
необычный глаз, точнее если, то взгляд, я могу фотографиро-
вать. Почему нет, конечно, камера есть. Так всё и пошло. Утром
я встаю, звоню
тографировать. Или договариваюсь накануне, вот так всё и
происходит.
В этот раз я оказалась на краю города, всю дорогу читала
книжку про голод, про качели дыхания. Без книжки нельзя, я
часто езжу далеко, а заводить электронную — нет уж, только
живую. И так цифровая фотокамера, цифровой диктофон на
всякий случай, цифровой плеер, сотовый телефон. Должно же
быть что-то настоящее, вот как эта книга про лютый голод. Ес-
ли бы автор вдруг сам стал лютым голодом? Это же возможно,
я часто думаю, что наверняка смогла бы стать теми, кого фото-
графирую, всеми этими чиновниками, недовольными горожа-
нами, плохими дорогами, богатыми урожаями, интересными
людьми, актёрами на сцене, водителями автобусов, снеговика-
ми на железной дороге, деревьями.
Нужно было фотографировать одного парня без ног. Кор-
респондент спрашивала, а я щёлкала и слушала, что он гово-
рил. Ничего хорошего не говорил, рассказывал, как потерял
ноги, шёл ночной зимой по снегу, по улице, по самому снежно-
му нашему городу, никого не трогал, а к нему подошла компа-
ния, то да сё, избили, короче говоря, за пачку сигарет. Попроси-
ли закурить, он сказал, не курит, обманул, побили, сигареты
отобрали. Теперь говорит, лучше бы дал им сигарет, но мы же
взрослые люди, что вы, не помогло бы, конечно. Всё равно бы
избили. Его только утром нашли, и то не сразу подошли, дума-
ли, что алкаш какой лежит, хотя разницы же нет — алкаш, не
алкаш. В общем, ноги пришлось ампутировать. Одну ниже ко-
лена, а другую почти у стопы. Сначала не хотел жить, потом не
хотел садиться в инвалидную коляску, потом не хотел вставать
с неё. Теперь ходит на протезах, борется за права колясочни-
ков, ни один новый дом не начинают строить, пока он не под-
пишет проект — смотрит, чтобы был пандус, съезд, как там что
ещё называется. Улыбается позитивно. Я ушла, отщёлкала своё
и ушла, сказала, что ещё съёмки, на самом деле решила прогу-
ляться пешком, топала по весенней пыли, в двух метрах ехали
машины, автобусы. Дети махали руками — понятно, конец
учебного года, солнце лезет в глаза, вот они и прогуливают, ка-
таются на автобусах, признают за свою — рабочий день, а я
шляюсь не пойми где. Унылые поля, небо, за какой-то незнако-
мой остановкой целая гора песка, а из неё торчит указатель —
написано название слободы, сфотографировала, пошла дальше.
Кто-то строит дом, рядом срубленные деревья, берёзы не ща-
дят наравне с тополями. Вот вкратце описание той дороги, по
которой я шла. Да, ещё церковь вдали, и в эту неделю любому
можно забраться на колокольню и звонить, сколько влезет, но
я решила идти дальше и дальше, и, может быть, добраться се-
годня до реки, пока она полноводная и широкая, настоящая
красавица, без проплешин мелей, вода блестит. Потом мне
вдруг захотелось полежать или хотя бы посидеть на земле, но
так, чтобы никто не видел. Не потому что стесняюсь, а просто
чтобы не видели, да и всё. Как раз попалась тропинка, и я по-
шла по сухой траве, и вдруг увидела жёлтую мать-и-мачеху, со-
всем уже недалеко от железной дороги, села рядом и сказала:
«Привет». Потрогала цветок, но пальцы за зиму отвыкли от та-
кого, оперлась на руки и потрогала подбородком, щеками, гу-
бами. Это первый цветок, надо же было как-то его понять. С со-
бой у меня были сигареты, и я начала курить. Прошёл какой-то
серый поезд, я встала и помахала рукой пассажирам, пусть не
расслабляются, не думают, что едут по пустынным местам, что
их никто не видит, ещё как видит. Всегда так и надо смотреть
на поезда — вблизи, пристально. Потом снова села к цветку,
смотрела на него и ревела. Всё-таки здорово напугали меня эти
врачи, измурыжили, умеют же. Люся, Люся, а вот сходи ещё ту-
да, а вот сдай вот этот анализ ещё. Надо же, так ласково гово-
рили, а сколько мороки из-за этого всего. Некоторые люди бо-
леют всё время, и они уже привыкли ко всему. Мне повезло, я
почти никогда не болела, а тут вдруг вот они начали меня пу-
гать, говорить страшное. И сразу же подруги и другие добрые
люди в один голос — лечись, лечись. Как в фильме про короля-
заику, когда жена всё таскала его по врачам, лечила косноязы-
чие. Добрые люди, а я здорова. Зима закончилась, а мне всё не
выдохнуть морозный воздух. Из-за этого всего можно забыть
про свет, а как про него забывать — это моя работа. Если вдруг
перестанешь помнить о нём, будешь работать плохо. Мне пока