Фраер
Шрифт:
Первая заключалась в том, что Колобка подстерегал Борисюк. В каждое его дежурство, Мишку по громкой связи вызывали на вахту и он долго стоял в клетке при ДПНК. До тех пор, пока я, либо Женька не приносили в надзорку пачку сигарет с фильтром. На третий или четвёртый раз я психанул:
– Мишаня, чего то дороговато обходится мне удовольствие каждый день видеть твоё лицо. Реши вопрос с мусорами.
– Как?
– Спросил Колобок.
– Как, как! Напиши Борисюку заявление, что обязуешься докладывать ему всю информацию обо мне!
В
Днём, когда мужики уходили на работу, в отряде нужно было наводить порядок. Я не мог заставить своего семейника ползать с тряпкой.
Первую неделю Женька приводил мужичков, давал им чай, сигареты. Были в лагере такие, кто за плату не считал для себя зазорным работать на кого то. За несколько сигарет можно было найти человека на атас, для того, чтобы куда-нибудь сбегать, помыть полы или даже постирать бельё.
Но стояла необходимость обзавестись постоянным помощником.
Через неделю решили и эту проблему.
Зайдя в отряд я увидел молодого пацана, лет восемнадцати. Он стоял в проходе, где раньше жил Сеня. Рядом с его ботинками натекла лужа от растаявшего снега. Рома Аракелян, маленький носатый армянин, бил пацана по заднице тапком.
Рома, как и все кавказцы, отличался гипертрофированным самомнением.
Слыл человеком пьющим и нервным. Находясь на химии, по пьянке подрезал кого- то перочинным ножиком. Но несмотря на «бакланскую» статью считал себя в жопу блатным.
Я смотрел на молоденького зэка, испуганного, дрожащего с тонкими детскими губами. Дышал он нервно, затравлено, словно пойманный с сигаретой отличник.
– Последний раз спрашиваю, малой. В жопу дашь или мать продашь?
– Вопрошал Аракелян.
Я подошёл, встал рядом.
– Беспределишь, Рома? Неужели не знаешь, - жопа не дается, мать не продается.
Ара удивился.- Эй! Чего лезешь в чужой базар?
Я пожал плечами- Смотри... Я предупредил...Узнает дядя Слава. Попадёшь в непонятное...Как Сеня.
Аракелян бросил тапок на пол, отвернулся к стене. Пробормотал на армянском:
– Лавит беране куннем.
Я пытаюсь найти правильные слова.
– Как тебя зовут?
– Владиииик!
– Тянет отличник, готовый расплакаться.
– Никогда не позволяй своей жопе рассчитываться за то, что сделали твои руки и голова.— Я замолчал, соображая, как это лучше объяснить недорослю, подыскивая для этого более понятные и убедительные слова.
Мне хотелось многое сказать этому сопливому пацану, наверное только вчера оторвавшемуся от мамкиной сиськи. Но я знаю, что в зоне любое доброе дело, совершённое по доброте души, воспринимается с опаской: «С чего бы это? Чего ему от меня надо?»
Каждый опытный битый арестант знает, что опасаться надо добрых. Грубые по крайней мере честнее.
– Нельзя Влад, подставлять жопу. Понял?
Парень поник.
– Зайди как нибудь ко мне. Поговорим.
* * *
Душман затянул в зону спирт.
Как он это сделал, никто знал. Может быть занесли расконвойные. Или кто нибудь из вольного персонала. Может быть поймал переброс. Факт в том, что Бревнов напился. Напился не один. С вольным мастером из ПТУ.
Даже если спирт замерзнет
Все равно его не брошу
Буду грызть его зубами,
Потому что он хороший
Выпив, Душман решил- «Надо лететь в Афган. Там в плену томятся наши ребята. Надо выручать».
Дверь в класс была забаррикадирована. Уже ничего не соображающий собутыльник спал в углу на стуле.
Серёга по телефону диктовал ДПНК условия:
– Самолёт, АК с подствольником, шесть БК, два цинка с патронами, броник, гранаты, промедол, бинты. Водку. Нет лучше спирт. Медицинский.
Захват заложников в зоне- это ЧП. Терроризм. Надо было вызывать ОМОН. ДПНК первым делом позвонил начальнику колонии. Тот пообещал прибыть незамедлительно. Приказал также, пока не докладывать о случившемся в управление. Дескать, сообщить всегда успеется. Сначала надо попытаться решить вопрос мирным путём, без крови. Иначе полетят погоны. У всех!
Пока ДПНК объяснял начальнику ситуацию, в ПТУ появился прапорщик Вася- мент. Он был дежурным контролёром. С ним был стажёр.
Вася уговаривал Душмана открыть дверь.
– Серёга открой дверь! Тебе ничего не будет. Даю слово.
– Слово офицера?
– Слово офицера,— обрадовался Вася- мент.
– Так ты же не офицер!? Ты же кусок!
Вася вышел из себя, начал пинать дверь сапогами.
– Открой блять!
Серёга хищно щерился:
– Грубишь, крыса тыловая! Русские не сдаются! Иди ты на!..
На подмогу прибежали отрядники и несколько офицеров- мастеров с промзоны. В руках у одного из них был металлический лом.
Дверь всё- таки выломали.
Душман рванул на груди свой застиранный лепень.- Крикнул.- Это последний бой сержанта Бревнова!
– И пошел на офицеров в рукопашную.
Его сбили с ног и начали пинать. И скорее всего забили бы до смерти, но
по лестнице топоча каблуками уже бежал капитан Парамонов и неистово орал:
– Стой! Не трогать Душмана!
Избитого и окровавленного Душмана, приволокли к Бабкину, посадили на стул. Майор дал ему сигарету.
Прошедший огонь и воду, кровавое месиво зачисток афганских кишлаков, потерявший по приказу родного государства здоровье, тридцатилетний ветеран, затянулся сигаретой, одной затяжкой спалив её до фильтра. Потом вытер рукавом кровь с лица, выплюнул в сторону Васи- мента выбитый передний зуб и произнес, обращаясь к нему, только одно слово: