Французская карта
Шрифт:
Между прочим, Шахин-Гирей после своего отречения от трона некоторое время жил в России и получал от правительства Екатерины II годовую пенсию в размере двухсот тысяч рублей, сумму очень и очень значительную. Затем ему захотелось перебраться в Турцию, где обитала вся его родня. Султан Абдул-Гамид I согласился принять бывшего правителя Крымского ханства. Однако с началом Второй Русско-турецкой войны Шахин-Гирея перевезли на остров Родос и вскоре умертвили там традиционным османским способом – задушили ночью в постели, накинув на шею шелковый шнурок. Что стало с Лейлой? Скорее всего, ее убили вместе с мужем. А может быть, и продали какому-нибудь богачу или султанскому вельможе. В самом лучшем, но, увы, маловероятном случае – вернули в семью родственников.
Аржанова задержала взгляд на нескольких усадьбах, что располагались вдоль дороги от деревни Канлыджа к сосновой роще Бейкоз. Никого не было видно возле них. Да разве выпустят на прогулку в не огороженный высокой стеной сад турецких женщин, добровольных заключенных тюрьмы, именуемой «гарем»?
Арба, нанятая на пристани, ехала по дороге быстро. Сосновая роща, взметнувшая кроны деревьев к прозрачному голубому небу, приняла под свою сень французских путешественников. Они сошли на землю и вступили на дорожку, усыпанную гравием. На камнях Анастасия споткнулась, сделав несколько шагов. Лафит Клаве предложил курской дворянке руку, и она оперлась на нее. Анджей Кухарский молча шагал рядом.
В тишине соснового леса инженер-майор рассказывал им свою биографию.
Родился он в Марселе, в обедневшей и многодетной дворянской семье. Читать и писать его выучили дома и в возрасте десяти лет поместили в частный пансион. Из него он поехал – за счет короля – в военную школу в Бриенне, где учился очень прилежно. Затем поступил в инженерно-артиллерийское училище в Париже, носившее название академии. Через два года Клаве произвели в лейтенанты и направили на службу в саперный батальон, расквартированный в пригороде французской столицы. В театрах и ресторанах Парижа его сослуживцы проводили время весело. Но он, весьма стесненный в средствах, считал каждый франк и выбрал менее затратное занятие: ездил в королевскую библиотеку и изучал там книги по фортификации и минному делу. Так в голове у него зародился один проект. Подготовив все чертежи, он подал докладную записку начальству, получил одобрение и с повышением в чине был переведен в старую крепость Безансон, дабы осуществить свой проект на практике…
Сам по себе этот рассказ для ее работы значения не имел. Он не содержал ничего, что приближало бы Аржанову к разгадке «Секрет чертежника». Но он свидетельствовал о доверии, которое испытывает инженер-майор к брату и сестре Кухарским. Потому Анастасия слушала француза с повышенным вниманием. Она стала его расспрашивать, конечно, не о проектах, связанных с фортификацией, а про жизнь его семьи в Марселе, про родителей, про братьев и сестер. Лафит Клаве отвечал охотно. Занятые оживленным разговором, они не заметили, как подошли к беседке.
Там слуги уже сервировали «походный завтрак»: жирные восточные сладости вроде пахлавы и рахат-лукума, для дам – оранжад и шербет, для господ – вино и ром. Обе супружеские пары – Дюллар и Жантиль – добрались до беседки раньше и теперь ожидали Кухарских и Лафита Клаве. Инженер-майор сел рядом с Анастасией и принялся ухаживать за сестрой своего подчиненного, пожалуй, чересчур демонстративно. То он уговаривал ее пить не оранжад, а вино, то подавал ей на тарелке самый большой кусок пахлавы, то беззлобно подшучивал над ее акцентом, впрочем, почти незаметным.
Остальные, улыбаясь, наблюдали за этим спектаклем. Один Анджей не смеялся и смотрел в сторону. Однако осадить начальника польский дворянин не решался. Он лишь подливал в свою кружку ром снова и снова.
Темой общей беседы служила подготовка к празднику в честь дня рождения короля. Госпожа Дюллар предлагала собственными силами поставить комедию Мольера «Мизантроп». Жена «бальи» неплохо знала текст пьесы и вдруг с чувством процитировала наизусть один из монологов главного героя, Альцеста:
«Нет! Я не выношу презренной той методы, Которой держатся рабы толпы и моды, И ненавижу я кривлянья болтунов. Шутов напыщенных, что не жалея слов, Объятий суетных и пошлостей любезных, И всяких громких фраз приятно-бесполезных, Друг друга превзойти в любезности спешат. Где честный человек, не разберу, где фат. Какая ж польза в том, когда вам „друг сердечный”» Клянется в верности, в любви и дружбе вечной, Расхваливает вас, а сам бежит потом И так же носится со всяким наглецом, На торжище несет любовь и уваженье?..» [14]14
Цитата дана по книге «Мольер. Пьесы». Москва, изд-во «АСТ-Олимп», 1997, с. 170.
Николь Дюллар аплодировали дружно. Инженер-майор тотчас заявил, что готов сыграть Альцеста, если мадмуазель Кухарская выйдет на сцену в роли Селимены, его возлюбленной.
Между тем солнце клонилось к западу. Тени от деревьев удлинились и легли на траву косо. Воздух, напоенный морской свежестью и запахом смолы, как будто загустел. Пора было собираться в обратную дорогу, и тут выяснилось, что пан Анджей выпил слишком много рому. Инженер-лейтенант с трудом доковылял до деревенской пристани и в лодке задремал. Прибывши в Галату, путешественники расстались, преисполненные симпатией друг к другу. Но Кухарского пришлось сопровождать до дома самому Клаве.
Когда польский дворянин увидел перед собой корнета Чернозуба и унтер-офицера Прокофьева в рубахах с закатанными рукавами, он схватился за косяк двери и вполне отчетливо произнес:
– Н-не н-надо!
– Никто не будет вас бить, Анджей, – хмуро сказала Аржанова. – Идите в ванную комнату и хотя бы умойтесь холодной водой. Я хочу с вами поговорить.
– Я т-тоже х-хочу… П-поговорить…
– Вот и хорошо. Ступайте.
– Л-ладно, – кивнул он ей издалека.
Кухарский, конечно, являлся ценной находкой секретной канцелярии Ее Величества. Но теперь его участие в конфиденциальной операции практически завершилось. Он вывел «Флору» на Лафита Клаве и обеспечил ее легализацию во французской колонии в Константинополе-Стамбуле. Однако его слабость к алкоголю и не совсем понятное поведение внушали Анастасии сильную тревогу. Она думала, что шляхтич может выйти из-под контроля в любую минуту. А ведь он еще нужен потому, что служит прикрытием для ее деятельности в Галате. Ссориться с ним нельзя, но как-то удерживать в повиновении придется.
Кухарский вошел в комнату «сестры Ванды» твердой походкой. Длинные, распущенные по плечам его каштановые волосы были влажными, ворот рубашки расстегнут. Он поклонился курской дворянке, и она жестом предложила ему сесть.
– Анджей, вам не следует так много пить, особенно – в присутствии полковника Дюллара и инженер-майора Клаве, – сказала Аржанова.
– А вам можно напропалую любезничать с этим хамом и наглецом? – ответил он вопросом на вопрос.
– Кого вы имеете в виду? – удивилась Анастасия.