Французская защита
Шрифт:
За последний год она провела больше времени в Париже, нежели в Лондоне, и, чтобы не переезжать из одного отеля в другой, Симона сняла небольшую квартиру на улице Виктора Пого в районе Clichy.
Ей повезло — она не была привязана постоянно к одному месту работы, «выторговав» у шефа фирмы такой свободный график Тот быстро сообразил, что не только ум и сообразительность этой несколько странной сотрудницы с русскими корнями может способствовать заключению сделок Ее красота, обаяние, шарм были дополнительным «козырем» на переговорах, особенно с французами, падкими на очаровательных
…Симона гладила свое тело маленькими ладошками, кончиками пальцев пробегаясь по соскам нежно-розового цвета, спускаясь ниже к животу, ласкала тонкую полоску темных волос между ног, потом слегка массировала упругую кожу крепких бедер.
Она наслаждалась весенним парижским утром, принесшим ей очередную приятную новость. И лишь какой-то дальний отблеск тайной мысли слегка тревожил блаженное состояние успешной, уверенной в себе 24-х летней женщины.
Через приоткрытое окно доносился привычный шум улицы пригорода французской столицы, и запах, характерный только для Парижа, который не передать простыми словами: его нужно знать, чувствовать, запоминать, наслаждаться им…
Обрывки снов, увиденных Симоной ночью, — а она была из той редкой категории людей, перед которыми порой проносятся целые «ночные фильмы», еще слегка витали в ее воображении.
Симона истосковалась по мужской ласке.
Поэтому во сне ее эротические фантазии воплощались в соответствующие видения. Ночью ей приснился сильный, уверенный в себе мужчина, который грубо овладел ею прямо на полу; Симона вначале сопротивлялась, но вскоре ослабла и впустила в себя агрессора.
Его лицо она не запомнила, но что-то смутно знакомое мелькнуло в облике мужчины, и едва он начал приближать свои глаза к её голове, как в этот пикантный момент зазвонил телефон и прервал пугающее наваждение.
Она полежала в мягкой постели еще минут десять и, доведя себя до оргазма, мучительно сладко задрожала всем телом.
Истома мягкой, теплой волной блаженно наполняла все клетки ее тела. Симона открывала глаза и закрывала их вновь, с улыбкой думая: поваляться еще с полчасика в постели или идти в ванную?
Наконец, приняв решение, она бодро соскочила на пол и через минуту уже стояла под бодрящими струями утреннего душа.
«Интересно, как он себя чувствует? — неожиданная мысль пришла в голову девушки, когда она запрокинула голову вверх, навстречу водному потоку. — Там, наверное, не каждый день они могут мыться…»
Симона думала о Викторе Одинцове.
После прощания в зале суда она почти час расспрашивала о нём Василия Петровича, родственника по линии матери. Пожилой эмигрант попросил помочь невезучему шахматисту, побыть переводчицей на процессе (а Симона прекрасно говорила на родном языке, так как родители между собой общались только на русском), и девушка тотчас согласилась.
Происшедшее с Одинцовым несчастье Симона поначалу не приняла близко к сердцу, но затем ее обостренное чувство справедливости вызвало в душе волну сочувствия
К тому же она, как увлекающаяся личность, с математическим складом ума, не могла пройти в школьные годы мимо увлечения шахматной игрой. Однако, быстро научившись азам, и обыграв своих сверстников, а также любимого папу, она охладела к шахматам, занявшись репетициями по актерскому искусству.
— А неплохо он держался в суде! — улыбнулась Симона Василию Петровичу. — Спокойно, с достоинством.
— Да, парень способный, вот только горяч, ох горяч! — собеседник девушки рассеянно смотрел себе под ноги, когда они медленно шагали к автомобильной стоянке. — На ровном месте в тюрьму угодил! Всё наша русская бесшабашность!
Симона помолчала и задумчиво произнесла:
— Порой бесшабашность импонирует гораздо больше, чем хладнокровие и расчетливость…
Пожилой эмигрант бросил на девушку внимательный взгляд:
— Ты о ком?
— О них… — Симона неопределенно махнула рукой, — скука смертная… Василий Петрович промолчал.
Он понял, что речь идет о «правильных» до ломоты в скулах англосаксах, окружавших Симону. Ему нравилась милая непосредственность в характере своей родственницы, природная доброта, свойственная русским, открытость и обостренное чувство справедливости.
Он хорошо знал отца Симоны, и тот иногда рассказывал по телефону о «фортелях» любимой дочки, вызывая искренний смех Василия Петровича.
Спустя три часа, когда длинные волосы красавицы подсохли и, переливаясь на солнце, заблестели красивым каштановым оттенком, их обладательница оторвалась от экрана компьютера.
Симона поработала над своей новой программой, в перерывах между этим основным занятием послала несколько электронных сообщений на фирму, касающихся сделки с французами, «побродила» немного по Интернету, посетив любимые сайты.
Она встала с черного кожаного кресла, сладко потянулась, мимолетно взглянув на себя в зеркало, и, включив музыкальный центр, в такт ритмичных мелодий сделала что-то наподобие гимнастической разминки. За окном маняще светило солнце.
Симона выпила кофе, «по-французски» макая в чашку маленьким круассаном, и стала собираться на прогулку.
Через несколько минут девушка, одетая в элегантное светлое платье, выпорхнула из квартиры.
— Bonjour! — мило улыбнулась Симоне пожилая мадам, медленно поднимающаяся навстречу по лестнице.
— Bonjour, madame! — улыбнулась девушка. Она никак не могла привыкнуть к манере французов улыбаться и здороваться даже с незнакомыми людьми.
Яркий свет ударил в глаза Симоне, она немного зажмурилась, потом сделала с десяток шагов вдоль улицы, высматривая свой припаркованный накануне вечером автомобиль.
— Черт! — вслух выругалась девушка, когда увидела, что её новенькую «Ау-ди» последней модели плотно зажали с обеих сторон. Впереди красная «Лада», сзади — темный «Ситроен».
Так и есть! На бампере остались следы от толчков соседствующих машин. Симона беспомощно оглянулась.