Французская защита
Шрифт:
Девушка осторожно погрузила ногу в горячую воду, чуть постояла, привыкая к температуре, и медленно забралась в большой треугольник джакузи.
Она лежала в воде, блаженно закрыв глаза. Пальцы левой кисти нежно трогали сосок груди, другая рука скользнула вниз.
Симона ласкала себя.
Мысли уносили ее в вожделенные запретные пространства: Симона отчетливо представляла, как будто не она трогает свое тело, а мужские пальцы скользят по эрогенным зонам, вызывая волну, которая вскоре заставит содрогнуться и мучительно застонать
Ее воображение рисовало картины немыслимой по нежности любви, губы быстро шептали слова, которые бы она хотела услышать от родного человека, и соединение в единое целое фантазии рисунков и слов заставило ее тело затрепетать в оргазме…
…Симона выбралась из ванной, на постель застелила свежее белье и вскоре забылась сладким утренним сном.
Спустя несколько часов она стояла в церкви Александра Невского на рю Дари, держа в руке зажженную свечу, и молилась перед иконой Богородицы.
Прихожан в этот день было немного, в храме шла обычная служба, священник, дымя кадилом, обходил по кругу собравшихся людей.
Симона оставила поминальную записку на бабушку и решила просто остаться здесь на полчаса, послушать пение хора, помолчать, мысленно разговаривая лишь с иконой.
Она вспоминала свое первое посещение этой церкви, весной на Пасху. Ее подруга Елена, русская по происхождению, позвонив накануне, убедила пойти вместе с нею.
И Симона не пожалела.
Они стояли у входа в церковь и ждали кого-то из знакомых Елены. Мимо проходили люди.
Симона во все глаза смотрела на их лица. Никогда еще она не видела столько красивых людей, собравшихся в одном месте.
Объяснялось все просто — перед ней проходили потомки русских дворян, эмигрировавших во Францию в начале 20 века. Лучшие люди России, не принявшие большевистский режим, покинули тогда страну.
Они шли, улыбаясь, разговаривая между собой и на их лицах было столько света, теплоты, неподдельной радости, что казалось — все вокруг освещено этим неповторимым сиянием.
Мужчины с достоинством раскланивались друг с другом, женщины мило целовались три раза, дети весело общались между собой.
Многие были знакомы, за годы эмиграции их родители подружились и не раз встречались все вместе именно здесь, в церкви Александра Невского.
Вокруг слышалась только русская речь.
Симона раньше нередко слышала фразу: «Россия, которую мы потеряли». Вот она — проходила мимо девушки. Они не потеряли Россию. Это Россия — потеряла их.
— Вам плохо? — услышала Симона тихий участливый вопрос. Она открыла глаза и обернулась. Низенькая старушка внимательно смотрела на девушку.
— Нет, что Вы, спасибо. Я просто задумалась, — улыбнулась Симона.
— Ну и ладно, голубушка, ну и хорошо, — проговорила служительница Храма и отошла по своим делам.
«Может,
И девушка покинула церковь, с облегчением вдохнув на ступеньках осенний парижский воздух.
…Виктор уходил все дальше и дальше от дома Симоны, но по-прежнему ее мягкий голос звучал у него в ушах. Он прошел вдоль улицы, на которой жила девушка, повернул направо на бульвар Жореса, подчиняясь ее командам.
— Как здорово! — слышался в наушниках довольный голос Симоны. — Я могу, сидя дома, путешествовать по Парижу! Ты как меня слышишь?
— Как будто идешь рядом со мною! — бодро отвечал Виктор. — Только к очкам никак я не могу пока привыкнуть…
— Ну и не снимай их. И я буду видеть — где ты находишься и даже с кем! — весело засмеялась девушка. — Вот хорошее изобретение для ревнивых жен! Поставила мужу мини камеру, а он пошел к любовнице и, пожалуйста, все действо видно как на ладони!
Симона не на шутку развеселилась.
— И все это сразу элементарно записывается на ноутбук. Приходит муж домой, а ему жена вопрос: «Где был?» Он, естественно: «На работе!». А тут она его раз! За ушко и на солнышко — вот, мой милый, полюбуйся, где ты был! И носом — в компьютер!
Девушка заливисто хохотала.
— Тише, тише ты! А то барабанные перепонки лопнут! — забеспокоился Виктор.
Потом спросил:
— А что ты сейчас видишь?
— Вижу, что стоишь около кафе на бульваре. На тебя засматриваются две парижанки, одна повыше и худая, а вторая поменьше и потолще. Ну, выбирай, не теряйся! Какая тебе больше нравится?
— А мне обе нравятся! Даже теряюсь в мучительных сомнениях! — подзуживал Одинцов. — Хоп!
И он, сняв очки, сложил дужки.
— Ээээ! Так нечестно! — закричала по рации Симона. — Сейчас же надень очки! А то у меня на экране ничего нет!
— Ну и хорошо! Будем считать, что муж, сам, не зная того, выключил скрытую камеру, — засмеялся Виктор.
— Надень очки! Я не вижу ничего. И, вообще, что тебе опасаться? Ты мне не муж, а я не жена.
— А хотела бы быть ею? — внезапно вырвалось у мужчины.
В ушах Одинцова что-то щелкнуло, раздался слабый треск, и все стихло. Симона выключила рацию.
Если бы Виктор видел ее лицо в эту секунду, то его сомнения унеслись бы прочь, словно облака от сильного ветра.
Девушка стояла, прижав руки к щекам, которые почему-то за секунду стали пунцовыми.
«Невероятно! Он почти что делает мне предложение?! Не побывав даже ни разу со мной в постели… Что при современных нравах кажется нонсенсом. А готова ли я к тому, чтобы сблизиться с ним? Даже не знаю, я и хочу этого, и боюсь…»