Французский палач
Шрифт:
Именно в этот момент Генриху фон Золингену удалось содрать с головы шлем. Лицо, появившееся из-под забрала, стало мордой химеры. Оно было обожжено, изрыто и все еще дымилось. Кожа лоскутами слезала со лба и щек, брови исчезли, ресницы растворились, один глаз полностью закрылся. Второй, яростно сверкающий, голубой, остановился на Фуггере, и латная перчатка сомкнулась на беспалом запястье. Изуродованное лицо прохрипело:
— Я тебя найду. Куда бы ты ни бежал, я буду там. И под конец ты будешь умолять меня, чтобы я даровал тебе смерть.
Фуггер почувствовал, как металлическая хватка начинает крушить ему кости. Он вскрикнул от мучительной боли. И тут ему показалось, что рука под доспехами — рука мертвой королевы — раскрылась. Фон Золинген завопил от муки и рухнул на нее, прижимая латную перчатку к сердцу.
В этот момент Бекк закричала:
— Ну же, Фуггер, иди!
Трое стражников наконец прорвались через дверь в темницу. Фуггер поднял стилет, оброненный архиепископом Чибо, и начал обходить алтарь.
— Пожалуйста! — раздался совсем рядом шепот. — Пожалуйста, не оставляйте меня здесь.
Фуггер посмотрел на девушку, лежавшую в белом одеянии девственницы, и увидел ее веснушчатое лицо. Отчаяние прыгало в плачущих карих глазах. Он протянул ей свою здоровую руку.
— Пойдем, — мягко проговорил он, помогая ей спуститься на пол и обойти алтарь так, словно времени у них оставалось сколько угодно.
Фуггер осторожно перевел девочку через разноцветные осколки в задней части калейдоскопа в тот момент, когда первый вооруженный охранник появился у входа в него.
Камень, пролетевший над их головами, ударил стражника прямо в лицо.
— Все! Больше не осталось. Пошли!
Фуггер уставился на пенную воду ревущего и кипящего в люке потока.
— Другого пути нет! — Бекк подвела отца к отверстию. Она быстро связала себя с ним веревками пращи, обернув их вокруг талии. — Иди!
Быстро оглянувшись на вооруженных людей, которые уже выбегали из стеклянной камеры, девушка в белом тихо вскрикнула от страха и прыгнула в воду. Поток мгновенно унес ее прочь.
— Я останусь. — Фуггер повернулся к врагам, сжимая в руке кинжал. Он внезапно решил, что здесь хорошее место, чтобы умереть. По крайней мере, сухое.
Бекк не колебалась.
— Нет! — заявила она и, резко толкнув Фуггера, прыгнула вместе с отцом следом за ним.
Фуггеру удалось выговорить:
— Но я не умею пл…
Последнее слово потерялось в потоке.
Чибо смотрел на воду.
— За ними! — приказал он. Никто из его людей не шевельнулся, и он завопил: — Повинуйтесь, олухи!
Стражники переглянулись и дружно принялись шарить глазами по сторонам, лишь бы не встретиться с полным ярости взглядом своего господина.
— Хорошо же, — проговорил архиепископ очень мягко. — Тогда принесите мне Джанлуку.
Раненого охранника, первым вбежавшего в пещеру, бросили к ногам Чибо.
— Нам нужна метка. — Бархатный голос звучал тихо, рассудительно. — Нам надо знать, где они выплывут. Ты — доброволец.
Он наклонился и с силой, удивительной для немолодого человека, сбросил солдата в воду.
Дергающаяся рука недолго махала над водой, словно прощаясь, — и исчезла.
— Обыщите берега реки, осмотрите все затоны. И помните: они нужны мне живыми!
С этими словами архиепископ Сиены вернулся в центр разбитого калейдоскопа. Он засунул руку под Золингена и, отвратив взгляд, вытащил кисть из центра рассыпавшейся песчаной пентаграммы. Опустив руку в бархатный мешочек, архиепископ бросил его на алтарь. Хороша картина. Извиваясь среди осколков разноцветного стекла, бессвязно лепетали сатанисты-монахи, яростно рычала раздетая любовница архиепископа, громко стенал телохранитель.
— О да, — проговорил Чибо, ни к кому в особенности не обращаясь. — Они нужны мне абсолютно живыми!
Глава 6. ЧУДЕСА
Лукреция была глубоко набожна — как и большинство знакомых ей преступников. И, подобно многим выходцам с улиц, посетив храм, прочитав «Pater noster», «Credo» и три «Ave Maria», поставив свечи и поцеловав ноги Мадонны необходимые в таких случаях девяносто девять раз, Лукреция прибегла также и к другим мерам. В подобных обстоятельствах люди обычно обращались к ней. Лукреция была ведуньей контрады Скорпионов и отлично знала, какие именно меры следует принять.
— Привести их, — приказала она.
Трое ее крепких братьев схватили двух молодых людей — тех, кого она в первую очередь заподозрила в похищении своей юной дочери, — и доставили их к ведунье. Молодцы заявили о своей непричастности к этому преступлению. Впрочем, ничего иного ожидать от них и не следовало. Лукреция приказала им положить пальцы на ножницы, которые воткнула в край сита. И ножницы не повернулись, чтобы обвинить одного из них, нет, они упорно указывали на некое третье, неизвестное ей лицо. И странные глаза альбиноса, восьмилетнего сына соседки, где Лукреции частенько удавалось разглядеть будущее, опять-таки не обвинили этих двоих. Оранжевые радужки мальчика не показали их образов. И поэтому ведунья отпустила этих молодых людей, хотя и знала, как они вожделеют юную Марию-Терезу.
Весть о злодейском похищении была разослана всем контрадам Сиены, хотя время было неподходящее и между ними царило сильное соперничество: праздник Палио должен был начаться уже на следующий день. Тем не менее пропавший ребенок — это пропавший ребенок, и кроме того, многие контрады вели дела с Лукрецией, потому что ей быстрее всех в Тоскане удавалось переправить краденое и выручить за него больше денег. Так что мельчайшие свидетельства очевидцев постепенно собирались в течение всего дня. По одному слуху, девушка влюбилась в юношу из контрады Аспида, они тайно обвенчались и сейчас у них брачная ночь. Лукреция не поверила: она знала свою Марию-Терезу. Ведунья вырастила девочку настолько же невинной и чистой, насколько она сама, ее мать, была практичной и порочной.