Французский поход
Шрифт:
— Действительно, виконт, — с улыбкой обратился д'Артаньян к виконту де Морелю, — не напомните ли вы нам, с чего, собственно, все это началось? Клянусь пером на шляпе гасконца, я никак не могу вспомнить этот прискорбный эпизод.
— С того, что вы имели наглость заявить, что, даже после перевода в мушкетеры я будто бы так и остался сержантом Пьемонтского пехотного полка, — по-мальчишески клюнул на эту словесную приманку де Морель.
— Вот видите, господа, я имел наглость заявить, что этот пылкий юноша так и остался сержантом Пьемонтского пехотного полка. Коим он действительно до недавнего времени
Гвардейцы недоуменно переглянулись. И так же недоуменно пожали плечами.
— Так вы все же являлись сержантом этого самого… пехотного полка? — тоном судьи, наконец-то сумевшим нащупать нить истины, попытался уточнить гвардейский лейтенант.
— Да, в свое время я был определен именно туда, в Пьемонтский пехотный полк. Это произошло по настоянию моего отца, который служил капитаном этого полка, — мрачно признал виконт. — Но из этого еще ничего не следует.
— Не спорю, на вашем месте, господин де Морель, любой обиделся бы, — поддержал виконта Шале. — Назвать мушкетера не гвардейцем, а сержантом какого-то там Пьемонтского полка.
— Вы, господа, наверное, удивитесь, что в свое время именно из-за дуэли и непослушания я был изгнан из роты «черных» мушкетеров, — горделиво заявил гвардейский лейтенант. — Однако подтвердите, Шале: не было случая, чтобы я обиделся, когда кто-либо вдруг напоминает мне, что когда-то, по ошибке молодости, я имел неосторожность целый год проходить в плаще мушкетера.
— Подтверждаю: никогда, — торжественно проговорил Шале, на всякий случай вытянув руку так, словно клялся на Библии.
— Вот видите, виконт. А вы стесняетесь своей «пьемонтской родословной». Объявляю вам обоим об акте вашего окончательного примирения. А теперь по коням, господа!
50
Уже дважды Гяур встречался с греком Озарисом, торговцем и врачевателем, который держал несколько лавок и аптеку в одном из богатых районов Парижа, недалеко от замка Тюильри.
Как оказалось, грек был хорошо знаком с отцом Гяура, причем в последний раз они виделись буквально месяц назад. И теперь Озарис охотно рассказывал, как живется Одар-Гяуру II на Крите, куда он уехал по настоянию Тайного Совета Острова Русов, но еще охотнее расспрашивал самого Гяура о его походе в Украину, о ситуации в Речи Посполитой, об отношениях казаков с татарами.
Гяура даже удивило, сколь основательно, со всеми подробностями, Озарис пытался выяснить, что представляет собой Богдан Хмельницкий, есть ли у него шансы на гетманскую булаву или какой-либо высокий государственный пост в Варшаве. В каких он отношениях с Сирко. Способен ли полковник Хмельницкий возглавить, если не всю Украину, то хотя бы запорожское войско. И сможет ли заменить его, в случае гибели или тяжелого ранения, полковник Сирко.
Как выяснилось, полковник Сирко вообще неизвестен был Озарису и людям, которых он представлял. Судя по вопросам, они не могли взять в толк, откуда он появился, каким образом очутился во Франции в составе посольства.
Гяур понимал, что грек расспрашивает его не из любопытства. Как понимал и то, что интерес его не был вызван всего лишь желанием при случае пересказать все услышанное Одар-Гяуру II. За Озарисом, несомненно, стояли влиятельные византийцы, которые, оставшись без государства, с надеждой
— М? не хотелось бы передать отцу письмо, — сказал Гяур, улучив момент между очередными вопросами. — Оно со мной.
— Охотно передал бы лично, однако есть человек, который сделает это значительно быстрее. Важный для нас человек. Тем более что ваше письмо станет для него хорошим поводом для знакомства с вашим отцом, а значит, и с другими членами Тайного совета Острова Русов. В том числе и с вами, полковник.
— С членами Тайного совета? В связи с чем они могут интересовать этого вашего «важного человека»? — насторожился Гяур. Он знал, что даже само существование Совета сохранялось в тайне, не говоря уже о его составе.
— О, нет-нет, если уж я рекомендую, то лишь абсолютно надежных людей. Человек, с которым я вас сведу, еще много раз понадобится; он будет очень полезен делу, которому вы служите.
— Вы меня заинтриговали! — шутливо воскликнул Гяур. — Кто же этот человек? Где я могу встретиться с ним?
— Зовите его просто «Греком». — Но у него должно быть…
Я — грек Озарис; мой аптекарь — грек Афанасопуло. Человек, который придет к вам сегодня вечером, будет зваться просто Грек. Таковыми будут его фамилия и имя. — О чем бы ни говорил Озарис, он говорил с улыбкой торговца, который даже сейчас, сидя в углу небольшого ресторанчика, расположившегося между его магазином и аптекой, пытается что-то сбыть долгожданному покупателю.
— Он тоже торговец? — сделал Гяур последнюю попытку заполучить хоть какие-либо сведения о Греке [42] .
— Можно согласиться и с этим утверждением, — коварно улыбнулся Озарис. — Вопрос в том, что считать товаром. Замечу, что он так же молод, как и вы. Так же мудр и честолюбив.
— Хотите сказать, что у меня появился двойник-соперник?
— Точнее будет сказать: единомышленник-союзник. Он не настолько знатен, чтобы рассчитывать на высокий пост при каком-либо дворе. Но достаточно талантлив и коварен, чтобы со временем стать отличным дипломатом. Сами сможете убедиться, что Грек — прирожденный посол и посредник.
42
В основу этого художественного образа легли некоторые факты из жизни Даниила Грека (он же, по различным источникам, — Илья Грек, Даниил Калугер; Даниил Оливеберг де Грекани) — известного дипломата, посла Украины времен Богдана Хмельницкого в Швеции, а затем дипломата, находившегося на службе у шведского короля Карла Х.
— Он где-то обучался?
— Скорее всего у него будет сан священника. Только потому, что священникам чаще всего доверяют самые сложные дипломатические миссии. Кстати, несмотря на свою молодость, Даниил Грек уже имеет опыт миссионерства. К тому же его включали в состав шведского посольства в Константинополь. А еще утверждают, что он пришелся по душе правящей шведской королеве Христине, которая, как вам известно, владеет греческим языком и буквально пленена историей Эллады, ее культурой.